Африканский ветер - [137]

К нам подошел молодой кениец и поприветствовал водителя и летчика традиционным «джамбо!». Затем он повернулся к нам, поклонился и подал Энни руку, помогая ей вылезти из машины. Затем к нам подбежал другой кениец вместе с подростком. Они занялись нашим багажом, молодой человек с интересом разглядывал Энни. Перед тем как проститься, пилот пожелал нам приятного отдыха и сказал, что готов вылететь с нами на экскурсию в любое время, если мы пожелаем вернуться в Найроби или полететь полюбоваться розовыми фламинго в Накуру.

Он удалился в левое крыло здания. Водитель снова сел за руль, развернулся и заехал в гараж. Два мальчугана, широко улыбавшихся всякий раз, когда смотрели на нас, играли в футбол старым мячом. Встав на задние лапы и прислонясь спиной к фасаду дома, за нами внимательно наблюдал мангуст.

Энни дернула меня за руку:

— Не будем заходить в дом, позови пилота, ты еще сможешь его остановить! Надо уезжать отсюда! У меня приступ аппендицита, я ужасно страдаю, придумай же что-нибудь! Если кто-нибудь нас раскроет, я умру от унижения. Не надо здесь оставаться…

Она меня почти убедила, и я уже собрался было позвать мальчишку, игравшего с мячом, чтобы послать его за пилотом, но было уже слишком поздно: из центрального здания дома вышел высокий худой мужчина в белом бурнусе. Он оставил приоткрытой резную дверь с молоточком. Его лицо сияло, оно было черным, как залитый лавой участок местности, над которым мы недавно пролетали, взгляд его горел. Сложив руки на груди, он слегка поклонился:

— Добро пожаловать Мама и Бвана!

— Джамбо! — сказала Энни и отшатнулась.

Она была такой же бледной, как этот мужчина был черным. Я взял ее за руку, чтобы успокоить. Я поприветствовал этого черного господина и стал ждать приговора: через несколько секунд к нам отнесутся как к хозяевам или как к мошенникам. Он шел к нам, я увидел аиста на плоской крыше, окруженной ажурной балюстрадой из резного камня, глины или земли. Аист подошел к краю крыши, взмахнул огромными крыльями и вернулся в свой мир, который мне был неизвестен.

— Меня зовут Ахмед, — сказал мужчина — Мистер Хатчинсон попросил меня остаться в то время, когда мадам покупала этот дом. Во время твоего первого приезда, Мама, я задержался в Сомали из-за приступа малярии, а во время твоего второго приезда сюда у меня умерла мать, и я, к сожалению, снова был вынужден отсутствовать. Настало время, и судьба дала мне возможность встретиться с тобой.

Энни протянула ему руку; мужчина пожал ее, я сделал то же самое. Тиски разжались, милостивая судьба снова дала мне отсрочку. Мужчина жестом прогнал прочь игравших подростков.

— Идите играть в другое место. Живо, живо!

Мы остались стоять под прямым солнцем. Время от времени налетал влажный ветерок, он гулял по двору в разных направлениях, натыкаясь на стены. Двор был защищен от ветра, и он налетал сюда порывами. Ахмед хлопнул в ладони, словно аплодировал нашему приезду. Мальчишки прекратили играть и прибежали, чтобы взять наши чемоданы. Ахмед сказал им на суахили отнести наши вещи. Жена должна была знать внутреннее устройство дома, следовательно, я не смел задавать вопросы. Разменщица денег из Лас-Вегаса должна была вступить в дом как долгожданная принцесса, а не как актриса, взятая на эту роль.

— Мама Фергюсон, если хочешь отдохнуть, твоя комната готова. Но, может быть, ты хочешь сразу же посмотреть на памятник?

— Меня теперь зовут миссис Ландлер. Мой муж, мистер Эрик Ландлер, впервые приехал в Африку. Вы сможете рассказать ему лучше, чем я, историю этого дома. Мне хотелось бы удивить мужа и в каком-то смысле снова познакомиться с домом.

Я был очарован находчивостью Энни. Обстановка разрядилась, голос ее стал более уверенным, слова она подбирала правильные, спину держала ровно. И все же она не удержалась от замечания, которое могло бы нас выдать:

— Аист…

— Они по-прежнему здесь. Птенцы уже подросли и начали летать.

Ахмед явно посуровел. Вероятно, ему не понравилось довольно резкое напоминание о семейном положении Энджи. Это его, наверное, обидело или остудило. Впредь он стал обращаться к нам на «вы» и делал ударение на слове «мадам».

— Вы пойдете в комнаты или сначала посмотрите на памятник?

Вопрос этот казался пустяковым, и мы вполне могли захотеть освежиться перед тем, как любоваться скульптурой, но от выбора, явно, зависело многое.

— Памятник, — сказала Энни.

Ахмед удовлетворенно улыбнулся и попросил нас следовать за ним. Мы прошли через темный холл, наполненный запахами, словно лавка торговца целебными травами, смесью сладковатых запахов пыли и сена, испарениями зерна из элеватора, стоящего на солнце. Нечто среднее между запахом плесени и ладана. Стены были покрыты голубой кафельной плиткой с рисунками неправильных форм. Мы прошли по узким коридорам, связывающим между собой небольшие залы. Последний зал выходил на огромную террасу. Там нас ослепил всплеск солнца и пылинок. Каменная балюстрада перечеркивала горизонт. В дымке угадывались очертания горной гряды. Заброшенный домишко? Энджи, вероятно, улыбалась бы, глядя, как я рассеянно бродил по нему.

— Мадам…