Африканская ферма - [76]

Буря выла за окном все громче, все яростней. Но Эмм не слышала этого воя, так увлечена была она своей песенкой. Песенка была старая, наивная, в детстве Эмм часто слышала ее от матери:

Там, где ранним утром с ивой

Тихо, шепчется поток, —

В воду смотрится стыдливо

Белый, словно снег, цветок.

Она скрестила на груди руки и задумчиво пропела следующий куплет:

Но настанет ночь… В досаде

Уроню я вздох. Увы!

Поплывут по сонной глади

Лепестки, мертвым-мертвы…

— Мертвым-мертвы, — несколько раз повторила она затихающим шепотом. Эти слова, казалось, звучали в унисон с ее затаенными мыслями. Она переворачивала лепешки, а ветер в неистовстве срывал с конька крыши черепицу и сотрясал стены.

Эмм почудилось, что кто-то стучит в дверь черного хода. Она прислушалась, но усилившийся вой бури заглушал все другие звуки. Эмм опять стала поворачивать лепешки, и тут стук, теперь уже отчетливее и громче, повторился. Она зажгла свечу от огня в камине и пошла к черному ходу, стараясь убедить себя, что все это ей просто послышалось. Кто может пожаловать к ним в такую ночь?

Она приоткрыла дверь, держа свечу за спиной, чтобы ее не задуло ветром. Тотчас же, не успела она вымолвить и слова, какой-то высокий человек ворвался в дом и, захлопнув за собой дверь, поспешил запереть ее на щеколду.

— Вальдо! — вскричала она, пораженная. Они не виделись больше полутора лет.

— Ты меня не ждала? — отвечал он, поворачиваясь к ней. — Я переночевал бы в своей комнате, не стал бы тебя беспокоить, да увидел свет сквозь ставни…

— Идем к огню, — сказала она. — Как ты пустился в путь в такую ужасную ночь? Только захвати с собой свои вещи.

— Это все, что у меня есть, — отвечал он, показывая на узелок в руке.

— А лошадь?

— Пала.

Они прошли в столовую, и он сел на лавку у камина.

— Лепешки будут готовы сию минуту, — проговорила она, — я соберу тебе поесть. Где ты пропадал так долго?

— Скитался, — отозвался он устало. — А теперь вот надумал вернуться в эти края. — Эмм хотела было отправиться за продуктами, но он остановил ее, схватив за руку. — Погоди, Эмм. От Линдал давно не было вестей?

— Давно, — промолвила она, поспешно отвернув лицо.

— Где она? Я получил от нее одно-единственное письмо год назад. Где она сейчас?

— В Трансваале. Сейчас я соберу тебе поужинать. Поговорим после.

— Дай мне ее адрес, — попросил Вальдо. Но Эмм уже не было в комнате.

Собрав на стол, она подошла к камину, опустилась на колени и, переворачивая лепешки, заговорила торопливо и бессвязно. Она так рада его видеть… скоро приедет тетушка Санни со своим младенцем… Вальдо должен пожить на ферме и помочь по хозяйству… А Вальдо молча ел ужин, остерегаясь задавать какие-нибудь вопросы.

— На будущей неделе приезжает Грегори, — сказала она, — завтра ровно сто три дня, как он уехал. Вчера я получила от него письмо.

— Где же он был все это время?

Ничего не ответив, Эмм протянула руку за лепешкой.

— Ветер-то как завывает, собственного голоса не слышно, — сказала она. — Вот, пожалуйста, прямо с жару. Уж что-что, а лепешки я умею готовить. Почему ты так плохо ешь?

— Устал я, — сказал он, — ветер просто с ног валит.

Эмм стала убирать со стола, а Вальдо скрестил руки на груди и прислонился головой к стене. Увидев на каминной доске чернильницу и почтовую бумагу, он откинул скатерть, поставил на стол чернильницу и положил перед собой лист бумаги.

— Пока ты убираешь посуду, я напишу несколько строк. А потом поговорим.

Вытряхивая скатерть, Эмм внимательно рассматривала Вальдо. Он сильно изменился. Лицо исхудало, щеки ввалились, это было заметно даже под густой бородой. Эмм села рядом с ним на овчину и ощупала узелок, с которым он пришел. Узелок был совсем небольшой и мягкий. «Рубашка да книга, — подумала она, — что там еще может быть?» Его старая черная шляпа вместо репсовой ленточки повязана была неподрубленным лоскутком муслина, на локте блузы виднелась такая грубая заплата, приметанная через край желтыми нитками, что сердце у Эмм заныло от жалости. Только прическа оставалась у Вальдо прежней; волнистые шелковистые пряди ниспадали почти до самых плеч. Завтра она починит ему растрепавшийся в бахрому воротник и повяжет новую ленту на шляпу. Она не мешала ему писать. Только удивлялась, как можно засесть за письмо после такой долгой и утомительной дороги. Но он уже не чувствовал усталости, его перо быстро и свободно скользило по бумаге, глаза ярко сверкали. И Эмм прижала руку к груди, ощупала за пазухой полученное ею вчера письмо, и тотчас же забыла о Вальдо, так же, как и он в своем увлечении забыл о ней. Каждый был погружен в мир своих мыслей. Вальдо писал Линдал, ему хотелось рассказать ей обо всем, что он повидал, обо всем, что он делал, хотя, по правде говоря, и рассказывать-то было не о чем. Но ему казалось: вот он воротился в старый дом и сидит, беседуя с Линдал.

…Затем я добрался до следующего города, но лошади надо было дать отдых, и я стал подыскивать себе какую-нибудь работу. В конце концов устроился приказчиком в лавку. Хозяин заставил меня подписать контракт на полгода и отвел мне каморку при складе. У меня еще оставалось три фунта. А когда ты только что из деревни, три фунта кажутся целым состоянием.