Африка: Сборник - [184]

Свидетельство автора:

«Об этом случае было написано много рапортов, отчетов и донесений, поэтому мне трудно вкратце изложить свое мнение о происшедшем».

Конец донесения начальника жандармерии:

«…Мы просим срочно направить к нам эксперта по голосам, чтобы конфисковать голос исчезнувшего господина Влади, который раздается в классах, на базарах и площадях…»

Идрис аль-Хури

ПЕТУХ

Мир еще был охвачен ночным безмолвием, лишь изредка нарушаемым лаем собак, когда в первый раз пропел петух. Радван проснулся и долго не мог сообразить, где он и почему поблизости кричит петух. Кричит так громко и так назойливо, к тому же издалека ему стали вторить собратья. Многих, наверное, в их квартале разбудила петушиная перекличка, и люди, как всегда в такие минуты, стали спросонок думать, не стоит ли им переехать в другой, более спокойный район города. Кому же могут понравиться вопли безмозглой птицы, что поднимают всех ни свет ни заря. А с другой стороны, ну, подумаешь, кричит петух, невелика беда. Петухи, они тоже нужны… Если бы только не бессонница! Проснешься среди ночи — и не можешь уснуть до рассвета. Кому такое придется по вкусу? Кому? И Радвану теперь уже не спалось не столько от петушиного крика, сколько от ищущей выхода злости. Раньше, бывало, он спал так крепко, что не слышал даже остервенелого лая собак, а ведь они от малейшего шороха по ночам так заливаются, что и покойника поднимут. Но петух!.. Это уж слишком! Интересно, кто сможет выдержать подобное — и собак и петуха?! Да никто, ей-богу, никто.

Радвану было прекрасно известно, что кое-кому нужен этот петушиный крик. Но ему-то лично зачем? Ему неинтересно знать, который сейчас час. На улице еще темно, значит, нужно спать. Подавляя мучительную зевоту, он подумал: «Надо все-таки постараться уснуть».

Может, убить петуха? Радван тотчас вообразил, как именно он сделает это. После этого его наверняка запрезирают в квартале — ну и пусть. Вот он, воровато озираясь, подкрадывается к соседскому дому, размахивается… и всё… конец горластому крикуну… В конце концов здесь город, а не деревня. Это в деревне нужны петухи, чтобы будить людей задолго до рассвета. А в городе-то они зачем? Будь они прокляты, эти зловредные твари, не желают умолкнуть, и всё тут!..

Тем не менее Радвану удалось задремать. Проснулся он, как обычно, в тот час, когда соседи направлялись в мечеть на утреннюю молитву. Почему он не ходит в мечеть? И сам себе ответил сквозь зевоту: «Потому что у меня пока не возникло такого желания. И незачем лицемерить перед самим собой».

Теперь надо было снова заставить себя уснуть. До семи еще далеко. Большинство обитателей их квартала еще сладко посапывали во сне, прижимаясь к своим теплым женушкам. А может, и их разбудил проклятый петух? Веки у них еще слипаются от сна, но они, превозмогая сонливость, встают с брачного ложа. У них нет выбора — коль скоро Аллах взывает к правоверным голосом петуха, значит, пора разомлевшему с ночи телу отправляться в «мир иной», как говорят верующие в мечети: есть рай на небесах, а мечеть — врата в рай для тех, кто откликается на зов всевышнего. Бренное тело хочет еще полежать в постели, но мысли о рае сильней, чем потребности плоти. Аллах всемогущ, ни один неверный не избежит его кары, не утаится от его всевидящего ока. «Веруйте в Аллаха!» — сказал как-то у квартальной мечети многодетный бедняк Муса Бен аль-Мухтар, сказал в тот день, когда на него снизошло прозрение и дар пророчества.

Радвану не хватало силы духа поступать как эти великие люди. А впрочем, нет, не великие — самые обыкновенные. Просто у них вошло в привычку вставать ни свет ни заря и идти в мечеть. Обыкновенная привычка, при чем же тут благочестие и величие духа?

Сна больше не было ни в одном глазу, и Радван поднялся с постели. Близилось утро, и уже не имело смысла уговаривать себя уснуть. Он оделся и вышел на улицу. Собачонка Мими тявкнула пару раз, но узнала Радвана и затихла. Еще в прошлом году он мог спать как убитый до самого рассвета, ничто ему не мешало, а теперь вот бессонница. И все из-за того, что соседям понадобился петух, чтобы он поднимал их на утреннюю молитву. Так водится испокон веков, и ничего с этим не поделаешь…

Радван вернулся в дом. Там по-прежнему было темно и тихо. Он зажег свет. Кровать стояла у стены, справа от кровати — небольшой стол, на нем — пачка дешевых сигарет, недочитанный роман, ручка и тонкая стопка бумаги. С крючков, кое-как вколоченных в старую стену, свисала, словно туши в лавке мясника, его потрепанная одежда. Какой смысл оставаться здесь? Петух все еще орал, и люди один за другим потянулись к мечети. Радван снова вышел из дому. Перед рассветом ночь особенно густа. Радван накинул на плечи свое потертое серое пальто, и ему вспомнилось то время, когда он каждый день по утрам точно так же выходил на улицу. Ему было тогда шестнадцать лет, и он работал подмастерьем у столяра.

Непроглядный, поистине как сама Африка, мрак окутывал все вокруг. Радвану пришлось пробираться на ощупь. Впереди смутно угадывались контуры старых деревьев, растущих перед кварталом бедняков. Они стояли, словно часовые на страже у красивых вилл, чей покой и богатство призваны охранять. Собаки заливались звонким лаем, перекликались петухи. Так звучал мир на исходе ночи. Двери бани в их квартале уже были распахнуты. Сюда заходили те, кто спешил совершить омовение перед утренней молитвой, а также и те, кто считал необходимым смыть с себя «скверну». Исполнение супружеских обязанностей считалось здесь непременным пунктом ежедневного распорядка, и оттого в этом бедном квартале производили на свет столь многочисленное потомство. Все прочие интересы сводились к совершению регулярных омовений, к молитве, сну и пристальному надзору за благочестием старосты квартала. Все это претило Радвану, путало его мысли, приводило к душевному разладу. Он очень рано ушел из дому, но едва ли это поможет ему обрести себя вновь. Он окунулся в молчаливый рассвет, но это не выход из ситуации.