Африка под покровом обычая - [88]

Несколько лет Франсиса Бебея не было в Камеруне. Из прессы камерунцы узнавали о том, что их одаренный земляк сочинил новые стихи и рассказы, что его роману «Сын Агаты Модио» (который переведен и в СССР) присуждена Большая литературная премия Черной Африки, что успехом пользуется его фундаментальное исследование «Музыка в Африке», что его подлинно африканским по духу и содержанию концертам на гитаре рукоплещут европейские знатоки. С грампластинок и по радиоволнам до Камеруна доносился несильный, но приятного тембра баритон Франсиса, напевавшего свои мелодичные песни.

И вот Франсис Бебей навестил Камерун. Он дал концерт в родном городе Дуале в кинотеатре «Бури». Два часа на сцене священнодействовал артист в голубом бубу (Франсис выступает только в африканской одежде). С какой горячностью слушатели в заполненном до отказа зале принимали его музыку!

— Энтузиазм земляков тронул меня до слез, — признался Франсис. — Разве возможно выразить словами волнение от встречи с ними? Это слишком личное. Одно лишь могу сказать: я убедился, что нахожусь на добром пути, что мое творчество понятно тем, для кого я тружусь.

Как-то вместе со знатоком и ценителем классической и африканской народной музыки Даниэлем Амио Призо я слушал концерт «Старая маска» Франсиса Бебея в исполнении автора.

— Такое ощущение, будто я в родной деревне. Слышишь, это наши мелодии, наши ритмы… Вот забил тамтам нтег, приглашающий к танцам. Его клич поддержал барабан нгом… Начались общие танцы… — комментировал Амио.

Этот отвечающий всем музыкальным канонам концерт был соткан из отдельных пьес, в целом сливавшихся в единый образ. То обстоятельство, что Франсис посвятил свое произведение маске, да еще старой, ничуть не удивительно. Маски — подлинные шедевры народного искусства.

Музыка звучала столь конкретно, что мысли упорно возвращались к грандиозной, заслонившей все в моем воображении маске с многозначительно зияющими отверстиями глаз, широким умным лбом и каким-то нечеловеческим, бросающим в дрожь оскалом вечной улыбки, сверкающей слепящими солнечными лучами. Так рисовалась мне она.

— Что же это за маска, которая так удачно вдохновила тебя, Франсис? — С этого давно волновавшего меня вопроса началась наша беседа.

— Но ведь ты же не слышал концерта «Старая маска»? Уверяю тебя, — усмехнулся композитор.

— Как так! А пластинка? — изумился я.

— С ней произошел казус, который когда-то глубоко огорчил меня, а сейчас кажется грустной шуткой. Запись фирмы «Филипс» неполна. Концерт «Старая маска» — произведение для гитары, состоящее из многих музыкальных поэм-стихотворений — «Дакарский квартал Медина», «Поэма заблудшего», «Солпечный луч и цветы», «Бедный Христос из Бомба» (па эту же тему написан переведенный у нас роман Монго Бети), «Черная женщина», «Песнь язычника» и т. д. Во время сеанса звукозаписи часть пленки с «Поэмой о старой маске», давшей мне стержневой образ для всего концерта, по технической небрежности была стерта. Времени для повторной записи уже не было. Известно, что грампластинки на Западе — предмет коммерции, и концерт «Старая маска» пошел в жизнь без ведущей пьесы.

В один из прохладных, насквозь пропитанных сыростью вечеров Франсис полностью исполнил концерт. Около маленького домика на «Бульваре СССР» невесть откуда собравшаяся аудитория внимала приглушенным звукам гитары…

— А маска действительно существовала, — открывает тайну Франсис. — В 1965 году в Дакаре на фестивале афро-негритянского искусства вместе со многими другими его участниками я жил на русском корабле, служившем плавучей гостиницей. На борту этого судна я сочинил три части моего концерта. Целыми днями вместе с друзьями я прогуливался по городу в поисках впечатлений. Как-то мы бродили по музеям с поэтом Лэнгстоном Хьюзом, музыкантом Дюком Эллингтоном и актрисой Марпессой Даун. Неожиданно мы столкнулись с человеком, одетым в длинное белое бубу до самых пят, с объемистым тюком на голове, который он придерживал левой рукой, а временами для сохранения равновесия и обеими руками. Это был хауса из Кано, один из тех многочисленных бродячих торговцев, которые продают изделия умельцев по всей Западной Африке.

Угадав в нас вероятных покупателей, он ловко скинул тюк на землю, и в один миг перед нами предстал своеобразный портативный музей африканских художественных ремесел: кольца, браслеты, амулеты гри-гри, ожерелья, статуэтки, портмоне и… пять масок. Марпесса Даун сосредоточилась на украшениях, мы, мужчины, — на масках. После короткого традиционного торга, больше напоминавшего состязание в остроумии и красноречии, этот человек уступил нам четыре маски, по пятую наотрез отказался продать. Лэнгстон Хьюз — я это отлично помню — предложил ему довольно большую сумму. Однако непреклонный торговец убрал все оставшееся в мешок, взвалил поклажу на голову и удалился. На другое утро, гуляя по привычке в своем любимом народном квартале Медина, всегда людном, энергичном, веселом, я вновь лицом к лицу столкнулся с торговцем. Он тоже узнал меня.

— Теперь мы одни. Объясни мне, почему ты не продал нам маску. Водь она была не лучше остальных, — вернулся я к вчерашнему разговору.