Африка глазами наших соотечественников - [86]

С захождением солнца ветер затих, и Нил, будучи тогда освещаем косвенно, принял вместо желтого голубой цвет. Водовороты весьма сильны при каждой излучине берега. У Шебреиса нас потянули гужом. Это селение напоминает Шабриас Страбонов. Прозрачность неба, тихий ветер, величественная плоскость земли, ничем не нарушаемая тишина Нила, отражавшего, как в зеркале, рощи стройных пальм, — все это давало какую-то торжественность этой живой картине! Женщины, живописно драпированные, в синих тканях, с водоносами на голове, пробирались в сумерках к деревне, куда направлялись также несколько навьюченных верблюдов.

Мы ночевали возле дикого берега у места, называемого Сеа-эль Хагар, где виднелись груды нестройных развалин. Это остатки Саиса! Пользуясь светом потухавшего дня, я несколько осмотрел местность столь славную, где возвышалась некогда грозная статуя богини Нейт, или Природы.

Ночь мрачная, но звездная застала меня на развалинах Саиса. Необычная яркость звезд прельщала взор. Красота этого неба объясняет пламенную любовь египтян к астрономии и к астрологии. Созвездие треугольника напомнило мне древнее сказание, что природа образовала под этим созвездием Нижний Египет в виде буквы А — дельты. Та же природа, скрытая под покрывалом богини Нейт и не разгаданная жрецами, была передо мною, меж тем как поколение Рамзесов уже не существует более!

С легким ветерком на рассвете мы продолжали плавание. Берега здесь так плоски, что, плывя по Нилу, видишь по обеим сторонам только две самые тонкие линии чернозема, украшенные яркою зеленью, как две ленты, отделяющие его воды от горизонта. Не видя почти земли, кажется, что плывешь по морю или по воздуху, и только букеты пальм обозначают берега. При восхождении солнца я видел, как две арабские женщины в белых покрывалах, отдалясь от причаленной к берегу барки, поклонялись великолепному светилу дня. Около Фарестака мы потянулись гужом. Наши арабы должны были при устье небольшого рукава Куддабе переплывать для принятия гужа; я удивлялся ловкости, с какою они укладывали свое платье на головы в виде чалмы. Все деревни арабов, которые я видел, состоят из мазанок, склеенных из вязкой грязи Нила; оттого эти деревни сливаются с цветом земли, и берег кажется необитаемым; однако и в этих грубых мазанках можно различить арабское зодчество: двери с огивами, мечетные купола, четверосторонние башни; но все это строение есть минутное, потому что каждое наводнение разрушает его так же скоро, как оно построено.

Около Ешлиме, где Нил делает поворот, образуя большую отмель, мы переправились на восточную сторону; наши матросы, нагие, влекли нас через Нил. Арабы сложены так хорошо, что могут служить образцами для ваяния, и древние египетские аль-фрески изображают их очень верно. День был облачный, но чрезвычайно теплый, как бы в начале августа в Европе. Тут восточный берег становится песчаным, а западный сохраняет тот же черный цвет; по нем рассеяны огромные сикоморы, из которых каждый образован для кисти живописца. Буйволы и верблюды бродили по лугам. Мы с трудом пробирались между мелями; издали мелькали из-за стройных пальм не менее стройные минареты, которые, кажется, образованы по их рисунку. В Куфур-Бильче, где видна довольно большая мечеть, восточный берег начинает опять оживляться, но западный, в свою чреду, делается пуст. Кафр-Дарагие обрисован прекрасными линиями пальм. У Кафр-Лаиса Нил делает крутой поворот. Оба берега чрезвычайно роскошны, особенно у Мунуфара. Тут мы были свидетелями жаркой сцены между нашими арабами и рапсом. Он едва не пронзил копьем одного из них, нагого, влекущего дагабию и оказавшего непослушание; острие скользнуло по ребрам, и оттого только, что мы успели оттолкнуть руку рассвирепевшего раиса; мы с трудом восстановили порядок. Около Шабура подул попутный ветер. Шабур отличается от прочих селений красотою местоположения на крутом берегу и живописностью деревьев, его оттеняющих; тут один сикомор, растущий на самой оконечности берега, конечно, видел не менее двух столетий: он имеет в окружности около четырех человеческих обхватов; тут красивая мечеть, обнесенная зубчатою стеною; возле видны разрушенные водопроводы. Несколько молодых женщин вынесли нам молока, они замечательны своею стройностью и красотою больших глаз, полных огня; накинутая на них синяя драпировка при каждом движении обнажает их члены. Ловкость, с какою они одною рукою придерживают кувшины, замечательна. У Кафр-Геджази мы провели ночь.

Перед отплытием я выходил на берег любоваться, как солнце вставало из-за песочного океана Ливийской пустыни. С большим трудом мы обогнули мыс Эль-Кама; тут, при повороте Нила, я имел случай заметить, как он наносит плодоносную землю; его черный ил резко отделяется от коренного песочного русла. Здесь поднялся такой крепкий попутный ветер, что мой раис никак не дерзнул с своею валкою дагабиею и с своим слабым искусством продолжать путь. Он причалил к берегу к другой дагабии и переселился к ее раису ожидать у разведенного очага за кофеем и трубкою уменьшения ветра. После долгого отдыха я с трудом мог победить лень моего араба и принудить его к отплытию. Я видел на берегу жестокую битву целой стаи орлов за растерзанного ягненка. Эти орлы превосходят своею величиною самых больших орлов Европы. Большая часть из них были желтоватые, и только один, не принимавший участия в драке, вероятно, уже пресыщенный царь, был белый. Мы приставали к Надиру запастись свежею провизией. Тут устроен телеграф. Здесь Нил становится шире, но берега пусты; а вдали, ничем не нарушаемая плоскость. Пройдя Буракиат, впервые открываются на западном берегу высоты: это песчаный хребет Джебель-эль-Натрон. В Гизаги, где Нил поворачивает к Терране, землянки арабов имеют вид ананасных конусов с шишками; я узнал напоследок, что это голубятни.