Афоризмы - [9]
Историческая справедливость и ее спутница, которую следовало бы назвать исторической мудростью. Последняя кажется в высшей степени таинственной, но отчасти есть не что иное, как первая. Аффекты, которыми бурлила и окутывалась жизнь, теперь улеглись. Это-то как раз очень понятно, но тут еще кое-что стоило бы привнести: а именно то, что справедливость и мудрость отваживаются судить лишь о давнем прошлом. Кто, вроде, к примеру, как я, тщится приложить их к современникам, того тут же ославят упрямцем, бирюком и злостным нарушителем "мировоззрения".
Штера, Кольбенхейера недооценивают, жалуется "Фелькишер Беобахтер", все еще читают Томаса Манна. И правильно, что читают, комментирует "Таг". Обо мне никто и не вспоминает.
Ирреальность фильма сравнивают с ирреальностью сказки. Не считаться с наинасущнейшими вероятностями. Это логика чувства, логика желаний, но сегодня это желания людей среднего сословия.
Глубокий и задушевный - такую похвалу часто доводится слышать (по-немецки), при этом никто не замечает тавтологии. Никто не хочет замечать, что нельзя быть действительно глубоким, не будучи задушевным равно как и наоборот.
Дополнение: не замечая, что это по сути должно бы быть одно и то же.
Культур-политическая деятельность - так это раньше называлось, когда, например, Шляйермахер в качестве советника издавал в прусском министерстве памятные записки - по аналогии с церковно-политической деятельностью, с организацией церковной жизни.
Мы как народ переводчиков. Из этого выводят нашу открытость, а иногда даже и мистическую психологему. Но нет ли более наглядного и трезвого объяснения, подтверждение которому мы как раз наблюдаем? У немецкой литературы нет недостатка в значительных авторах, но их все время затирают и затаптывают другие. Моим ровесникам и их непосредственным предшественникам пришлось открывать себя в скандинавской, русской, французской литературе, потому что немецкая традиция была напрочь разрушена. И нашим последователям придется не легче.
Что говорит Лихтенберг? "Мне кажется, немец особенно силен в тех оригинальных произведениях, где до него уже как следует поработал какой-нибудь другой чудак; или, иными словами, немец в совершенстве владеет искусством оказываться оригинальным в подражании. В нем такая чувствительность, такая способность мгновенно перенимать формы, что враз подхватит любую мелодию, которую наиграет ему всякий заграничный оригинал". Почти полтора века прошло! А писалось словно специально про им- и экспрессионистов.
Выходит, это наследственное? Я думаю, это от недостатка умения строить с опорой на предыдущее, от абсолютно бездуховного, бестрадиционного развития нашей литературы. Мы значительны, но знать не знаем об этом!
Бессмертие произведений искусства - это и есть их неперевариваемость.
Исполни это! Точно так же и история - все еще на стадии иероглифического письма картинками (ср. сегодня все эти бесчисленные биографические романы и романизированные биографии) и сходн. из пап. Ульрих - Агата I в II ВЧ
Как проще всего стать пророком? (сделаться пророком?) Предсказывая будущее? Нет. Хотя бы указуя пути его? Тоже нет. Просто произнося глупости, которые другие будут исполнять.
Самое верное дело - говорить заведомый вздор: когда-нибудь обязательно исполнится! Достаточно просто выбросить глупость на рынок.
Только для гурманов (я себя имею в виду!) - сказала свинья другим свиньям, найдя буханку домашнего хлеба. (Или что-то подобное.)
Всякое сильное художественное движение характерно еще и тем, что те или иные произведения в нем слывут хорошими (или плохими) незаслуженно. То, что вызывает движение, вызывает и это. Но не есть ли это и начало конца, который прежде времени переживает всякое движение?
Интернационализм искусства. Так это или не так? Что искусство всегда возникало от соприкосновения благоприятных национальных обстоятельств с преданием, традицией другой национальности? Греция. Возрождение. Немецко-французская готика. "Модерн". Дух (прогресс, искусство по сути своей) только интернациональны; национально же лелеянье и ограничение (обосабливание).
Полноцветный антисемит - это совершенно параноидальное состояние духа. Во всем видит только подтверждения; возражать ему бесполезно... Нельзя до этого допускать! Корни антисемитизма суть: незнание понятия объективной реальности. Вера в то, что все высшее - только ерунда и порча (хамство невежественности). Отсутствие выдержанности культурного человека...
Все брошены на поиски идеала героического духа. Писать спокойно не дают ни себе, ни другим. И поистине безграничное бесстыдство, с которым писателей, которые пишут так же, как те, другие, есть, объявляются великими художниками слова (творцами).
Австрия как общество Вильдганса. Некто д-р И. Р. пишет 24.05.36 об умершем Науме Соколове (Президенте всемирной сионистской организации): "Одним из первых, кто письменно подтвердил свое согласие с образованием (австрийского пропалестинского комитета) был великий австрийский писатель, надворный советник Антон В., в ту пору директор Бургтеатра".
Я убежден, что гусиным пером писали по-немецки гораздо лучше, чем стальным, а стальным куда лучше, чем автоматическим. А уж если когда-нибудь и вправду изобретут парлофон, письменный литературный немецкий язык вообще исчезнет.
Роман «Человек без свойств» — главное произведение выдающегося австрийского писателя XX в. Роберта Музиля (1880–1942). Взяв в качестве материала Австро-Венгрию накануне первой мировой, Музиль создал яркую картину кризиса европейского буржуазного общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Музиль - австрийский писатель, драматург, театральный критик. Тонкая психологическая проза, неповторимый стиль, специфическая атмосфера - все это читатель найдет на страницах произведений Роберта Музиля. В издание вошел цикл новелл "Три женщины", автобиографический роман "Душевные смуты воспитанник Терлеса" и "Наброски завещаний".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Музиль (1880–1942), один из крупнейших австрийских писателей ХХ века, известен главным образом романом «Человек без свойств», который стал делом его жизни. Однако уже первое его произведение — роман о Тёрлесе (1906) — представляет собой явление незаурядное.«Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» — рассказ о подростке, воспитаннике закрытого учебного заведения. Так называемые «школьные романы» были очень популярны в начале прошлого века, однако Тёрлес резко выделяется на их фоне…В романе разворачивается картина ужасающего дефицита человечности: разрыв между друзьями произошел «из-за глупости, из-за религии».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.