Афоризмы - [13]
Открытки с фотографиями борцов были еще до кино. Тем паче - с оперными певцами и актерами. Пример потребности, которая при известных обстоятельствах неимоверно возросла.
В чем потребность? Быть рядом, прикасаться, хранить выпавший из букета цветок, музей жертв Маттерхорна и т. д.
Сверхлитератор. На этот предмет следовало бы привести и данные о росте тиражей в период между 1890 и 1930 годами. Благодаря чему он стал экономическим объектом. Видно, хорошему писателю нынче снова только одна дорога - в одиночество. Покамест это вместо некролога.
Совершенное государство и искусство. Актуально сейчас.
Любовь к искусству и вред искусству - государство.
Литература производится массово. В той же мере справедливо и обходиться с ней как с массой: Россия, Германия.
Герой и гений. В то время, как повсюду трубят просто о "гении Пилсудском", в одной из газет его обласкали титулом "герой нации". Может, просто герой все же правильней, поскольку "герой нации" несет в себе какое-то ограничение, так же о поклоннике какой-нибудь девушки говорят "ее герой"; а может, он и вправду был гений, я не знаю, но не худо бы все же между героем и гением различать. Если бы немцы это умели, многого бы не случилось.
Карл Краус и Гитлер. Когда К. К. входит в аудиторию на свою лекцию, публика стоит до тех пор, пока он не сядет. И это несмотря на то, что он напрочь оплошал. Они его любят "тем больше". Сходным образом и неудачи Г. только усиливают любовь к нему. Это и есть самое чудовищное во всем этом краусианстве. Поистине, все, что происходит, уже было предначертано.
Они хранят ему верность, хоть он этого и не заслуживает.
Это что - как эффект включения и выключения? Слепая потребность кого-то любить? Потребность в иллюзиях?
Что за люди писатели. В собрание автографов господина Блажека Пауль Франк записал вот что: "Высшее искусство: самые глубокие вещи говорить гладко. Вена, 3 декабря 1928."!
Путая с классиками. Прилагаю по этому поводу изречение Ауэрнхаймера о Манне. (Я его не приложил.) Члены семьи Манна, похоже, тоже считают его таковым. Отчасти все это из разряда высокопарных словесных пузырей, по манере исполнения a la драма "Выпускники", отчасти же на сей счет надо заметить следующее: и Вильдганс тоже выказывал задатки классика. Когда положительный средний человек чувствует, что его выразили, когда пишут в его духе, но повозвышенней, - вот это он и считает классикой. (То есть в лучшем случае одно свойство вместо всех, которые потребны.) Все брезгливо морщат носы по поводу нацистов, но с Кернштоком уже давным давно произошло нечто подобное. Он говорил как они, и был так же как они непоэтичен. Просто Томас Манн не выражает ничьей партии, он есть выражение аполитичной духовной заурядности. Потому и для всех. Потому и сам себе классик.
Странное общежитие. Вот все-таки одна из самых удивительных загадок: Гетц "почитает" Штесселя и меня, Шенвизе - Броха и меня, многие - Томаса Манна и меня; Томас Манн называет Ницше и Фонтане своими отцами. А что же делают издатели? и что идеальный читатель? Разве читатель, любящий только одного автора, не дает оснований заподозрить себя в том, что с его читательскими достоинствами не все в порядке? Вот тема, которой хорошо бы срочно заняться!
Корни романа. Томас а Кемпис в "Наследнике Христа" в главе о том, как избегать лишних слов:
"Но отчего мы так любим говорить и рассказывать друг другу, ежели мы столь редко не тревожим нашу совесть, впадая в молчание?
Мы оттого так любим поговорить, что уповаем взаимными речами утешить друг друга, желая облегчить наше сердце, утомленное всякими мыслями.
А паче других любим мы говорить и думать о тех вещах, которые любим очень, к которым вожделеем, или о тех, которые противны нам.
2. Но увы! Как же часто напрасны и тщетны наши речи. Ибо сие внешнее утешение есть немалый вред утешению внутреннему, божественному. А посему надобно посвящать себя бдению и молитве, дабы не проходило время в праздности". (стр. 18).
(Немецкий перевод Феликса Брауна. Изд-во Альфред Кренер, серия Кренеровские карманные издания, том 126.)
Это исток и критика повествовательной прозы!
Иногда нескромно говорить не о себе, а объективно судить о всевозможных объективных проблемах. К примеру, разглагольствовать о заблуждениях и упущениях времени, вместо того, чтобы сказать: время не понимает данного автора, а все остальное - просто словесная драпировка этого тезиса. Значит, пиши себя самого и свое дело на фоне своего времени, а не тщись изобразить, будто ты в силах дать картину эпохи.
Шопенгауэр в своем завещании распорядился отблагодарить солдат, что в 1848 подавили в Берлине революцию. Он, вне всяких сомнений, был реакционером. Но остается ли он им и сегодня, когда столь ненавистный ему новый дух служит подстилкой духу новейшему? Даже заблуждаясь, гений зрит в будущее. По крайней мере очень часто. Это - один из нагляднейших примеров его коллективистской функции.
Единственное, что его приближает
Как вдвигаются друг в друга эпохи. У меня с Шопенгауэром было еще много миллионов общих современников, поскольку я родился через двадцать лет после его смерти. Гете состоял с ним в интенсивной переписке по поводу своего учения о цвете. Он многое вытерпел от Фихте. Вагнер посылал ему свое "Кольцо Нибелунгов". Ницше во времена своей юности посвятил ему гимн - "Шопенгауэр как воспитатель". Сам же Шопенгауэр родился еще до Великой Французской революции.
Роман «Человек без свойств» — главное произведение выдающегося австрийского писателя XX в. Роберта Музиля (1880–1942). Взяв в качестве материала Австро-Венгрию накануне первой мировой, Музиль создал яркую картину кризиса европейского буржуазного общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Музиль - австрийский писатель, драматург, театральный критик. Тонкая психологическая проза, неповторимый стиль, специфическая атмосфера - все это читатель найдет на страницах произведений Роберта Музиля. В издание вошел цикл новелл "Три женщины", автобиографический роман "Душевные смуты воспитанник Терлеса" и "Наброски завещаний".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Музиль (1880–1942), один из крупнейших австрийских писателей ХХ века, известен главным образом романом «Человек без свойств», который стал делом его жизни. Однако уже первое его произведение — роман о Тёрлесе (1906) — представляет собой явление незаурядное.«Душевные смуты воспитанника Тёрлеса» — рассказ о подростке, воспитаннике закрытого учебного заведения. Так называемые «школьные романы» были очень популярны в начале прошлого века, однако Тёрлес резко выделяется на их фоне…В романе разворачивается картина ужасающего дефицита человечности: разрыв между друзьями произошел «из-за глупости, из-за религии».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.