Афоня, или Путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний - [67]

«Я хочу в Тверь, на родину, там мне наконец-то станет хорошо и спокойно…»

* * *

Музафар лежал в тени и пыли на багдадском базаре. Ему было очень хорошо. Вокруг все было знакомое и родное. А как еще могло быть иначе, ведь он вырос на этом рынке. Здесь приобрел все необходимые навыки попрошайки и рыночного вора. Именно эти занятия научили его быстро бегать, стоически переносить побои и наслаждаться каждым днем. Пусть он не был богат, и порой за день ему не удавалось нашкулять денег даже на пригорелую лепешку, но все равно, он освоил главное — он умел радоваться жизни.

Вот и сейчас, когда солнце еще только карабкалось на небосвод, он радовался новому дню, утренней прохладе и беззаботности своей жизни. Иногда он вспоминал свое путешествие на восток, в Индию. Много пришлось претерпеть, особенно ему тяжело дался горный переход до Древа желаний. Зато он дошел до него, и оно выполнило его желание. Одно, что осталось неисполненным — это нескончаемая лепешка. Ну, да Бог с ней с лепешкой, главное, что друг всегда рядом.

Рядом послышалось чавканье. Это просыпался его лучший друг. Эх, что еще надо человеку? Вот птичка запела и он — Музафар уже счастлив. Если удастся украсть монету у зазевавшегося покупателя — еще больше счастья. А на монету можно купить большую лепешку и если есть ее медленно, то хватит на весь день и не только ему, но и его другу.

Одного только не мог понять Музафар — за что обижается его друг? Бред какой-то несет, что он якобы был всемогущим визирем в Индии, что должен был занять трон, а он — Музафар ему помешал. Эх, не иначе как Алладин обдолбасился гашиша и все ему это привиделось в наркотическом дурмане. Не понимает Алладин своего счастья. А оно именно здесь — на базаре богатейшего в мире города Багдада. Он ткнул своего друга в бок.

— Алладин, вставай, солнце уже высоко, пора идти на дело, — сказал Музафар.

Алладин сел, огляделся по сторонам и заплакал. Он теперь часто плакал, после того, как однажды неведомая сила перенесла его из дворца визиря в пыль багдадского базара, он порою тоже думал, что ему пригрезилась его всемогущая жизнь при дворе правителя Индостана. Однако не могло это все присниться. Вон и халат на нем, хоть и изодранный, но все еще местами сохранивший золотое шитье лучших мастеров востока, да и чалма из тончайшего шелка, тоже не могла взяться из ниоткуда. Значит, все это не было сном, значит, был он могущественным визирем.

Вот только одного Алладин не мог понять — что он сделал не так, после чего Аллах скинул его с вершины власти на самое дно? Ведь нельзя же всерьез воспринимать бред Музафара про какое-то Древо желаний…

* * *

Франциско Борджа по многолетней привычке проснулся до рассвета. Рядом в тот же миг из-под одеяла вспыхнули небесноголубые глаза.

— Пора вставать, — сказал Франциско, поцеловал улыбающееся, слегка лукавые очи девушки и соскользнул с высокого ложа. Обладательница небесных глаз следом выпрыгнула из теплой постели.

Они оба оделись. Франциско облачился в сутану с пелериной, белые чулки, белую колларе, белую же шелковую шапочку — пилеолус, белый шелковый пояс с золотыми кистями, украшенный вышитым папским гербом.

— Нур, помоги — позвал он и из-за занавеси вышел монах, который еще пять минут назад был милой девушкой.

— Не Нур, а Николе, — мягко поправила девушка своего возлюбленного. Потом прижалась к его лицу и, прикрыв свои блистательные глазки, втянула носом такой родной запах своего любимого. — Ты же сам настоял на предельной осторожности.

В строгой сутане монаха и головой накрытой большим капюшоном невозможно было понять половую принадлежность самого близкого и верного помощника падре, которого здесь в Италии все знали, как Николе Хунзатти.

Она-он, поддержал Франциско, пока тот надевал башмаки с толстой платформой и высокими каблуками. Папская сутана надежно скрывала это ухищрение, которое должно было сохранить от окружающих в тайне маленький рост главы ордена иезуитов, четвертого герцога Гандиа, Франциско Борджа, некогда откликавшегося на имя Карло Сфорци.

* * *

Орзу было хорошо.

Ведь, видишь, как в этой жизни все взаимосвязано: двадцать пять лет назад мать дала ему имя Орзу, что переводится, как — мечта. Неизвестно, какой она вкладывала смысл, когда так назвала своего сына.

Мальчик вырос. Однако жизнь афганского дехканина всегда была нелегкой. Когда клочок земли, где можно выращивать овощи и немного пшеницы остается неизменным, то с каждыми новым ребенком нищета все нахальней вползает в дом. А детей в семье уже было десять человек. Поэтому, когда заезжий караванщик предложил родителям сделку, то они с облегчением продали своего первенца — Орзу.

Потом караванщик на базаре одного из прибрежного города Иранского моря перепродал мальчишку какому-то дервишу, и у Орзу началась совсем другая, некрестьянская жизнь. Жизнь полная лишений и ежечасных тренировок. Это было в лагере ассасинов Старца горы.

После того, как Орзу превратился в ловкого и умелого воина его стали отправлять на задания. Задания были кровавые, но юноша не задумывался об этом. Главным для него стало — выполнить волю Старца горы и остаться живым. А, если вернулся живой, то в награду тебя ждет один день в раю.