Афонские встречи - [7]

Но перед тем как сделать шаг вниз, хочется немного утешить пострадавшее национальное чувство, правда, примером тоже из давнего прошлого. Каждому афонцу известно, что жить на самой вершине невозможно. И все же лаврский Проскинитрион, другими словами, путеводитель, напечатанный около 1775 года в Венеции, сообщает читателю, что на самой вершине подвизался русский пустынник — преподобный Савва.

Короче говоря, с горы мы спускаемся немного другими… Внизу разводим костер, чтобы сварить чай из шиповника. Но где взять дрова? Валера отламывает сук от полусгнившего дерева, из него выскакивает скорпион и какой-то своей частью прицепляется ему за палец. Но он так быстро стряхивает агрессора, что тот не успевает ужалить. Почти что эпизод из Деяний апостолов, но все с учетом нашей немощи. А дальнейшие события дня как бы вытекают из его начала: дальняя дорога, но уже более легкая, несмотря на палящее солнце. Ночевка в Лавре, где в сумраке мы еще успеваем посетить бывшее языческое капище и место первоначальных подвигов прп. Афанасия.

Следующая ночь в Есфигмене. Гудящие ноги и здесь не дают мне заснуть. Всю ночь за окном гремят шаги: как в осажденной крепости, здесь не теряют бдительности ни на минуту. Так и должно быть, при любых обстоятельствах монастырь остается осажденной крепостью… А вот когда осаду снимают — тогда дело плохо. Забываюсь ненадолго сном и вновь просыпаюсь. Думаю о ногах, думаю о том, что нам много еще надо пройти здесь, на Афоне, но больше, наверное, вне его. Валерий спит, спит и его сын Димитрий. Спи, Валера, кто знает, сколько дорог еще у нас впереди… Бог знает. И сколько бы их ни было, мы всегда будем чувствовать, что начала их переплелись где-то в пустынных местах Афонской Горы, с которой недавно нам, увы, пришлось спуститься…

Не только читал, но и писал

Снова вверх! Подъем не может, не должен прекращаться!

Павле Рак. Приближения к Афону

Схимонах Антоний из Австралии. Русский душою

Летний солнечный день. С трудом узнаю, когда отправится корабль на Иверон. Настроение какое-то невеселое. Вчерашняя история с о. Антонием несколько огорчила. Пройденная дорога оказалась длинноватой для городского жителя. Утром я выехал на корабле из Уранополиса, сошел на пристани болгарского монастыря Зограф и проделал путь от моря до моря, добравшись до Есфигмена. По дороге зашел в болгарский монастырь, но, к своему огорчению, о. Василия там не застал, он ушел на панагир[7] в Ильинский скит и до сих пор не вернулся. Иеромонах Василий — мой приятель, один из тех, кто подвизается на ниве просвещения болгарского народа. Мои знакомые, бывавшие в Болгарии, с сожалением рассказывали, что сегодня многие болгары истинному Богу предпочитают бога футбола или иных подобных богов. О. Василий из тех, кто пытается изменить ситуацию: он переводит духовные книги на болгарский. Трудно миновать этот тихий монастырь, над которым как бы повис возглас: «Silentium!» Трудно миновать еще и потому, что невозможно не приложиться к чудотворной иконе вмч. Георгия, оставившей на себе след неверия: часть пальца усомнившегося епископа (в книге Павла Рака деликатно сказано — вельможи. Ну, пускай вельможи…).

Вещей оказалось неожиданно много и, как обычно, почти все ненужные, но это всегда выясняется потом. Так что идти было тяжеловато. От монастыря дорога начинается солидной тропинкой, мощенной камнем, затем становится все более естественной, простой и превращается порой в земляную, порой каменистую лесную дорожку. Иногда по дороге попадаются непонятные знаки, как мне после объяснили — память о языческом прошлом Афона. Недалеко от монастыря — поворот к пещере преподобного Космы. Я ранее сворачивал к ней — там есть чему поучиться христианину. Сегодня — некогда. Каменная пещера, вернее сказать, небольшой каменный сосуд — вот где совершал свои подвиги преподобный. Найдешь ли теперь ему подобных? Чем более мы ослабели: телом или духом? Тропинка перед самым сербским монастырем начинает виться вокруг холма, а до этого она ведет нас по ровному месту через леса, которые иногда напоминают Россию. Афонская природа многолика.

К вечеру я достиг Есфигмена, и, к моей радости, первый, кого увидел на пристани, был о. Антоний. Это попечитель всех русских, посещающих Зилотский монастырь. Рыжий австралиец, хорошо говорящий по-русски по причине бывшей своей принадлежности к Русской Православной Церкви Заграницей, пришедший к зилотам сразу после разгрома Ильинского скита. «Быть не может! — воскликнул он, увидев меня. — А где Валерий?» И я вынужден был тут же огорчить его, что Валерия-то как раз со мною и нет. Я дарю ему книгу писем о. Амвросия Оптинского, он перелистывает ее, я вижу у него на плече сумку-предсказание — предсказание долгой дороги для афонца, и не придаю этому значения. Затем меня кормят вместе со всеми. Я иду в предназначенную мне келью, сажусь на кровать и тут же засыпаю. Смутно слышу сквозь сон, как кто-то дубасит в дверь кельи. Наутро я уже нигде не нахожу о. Антония. Становится ясно, что он вчера еще куда-то отправился и не смог со мной даже попрощаться. Немного обидно: пройти такой путь и разминуться из-за какой-то глупости. Тем более горько, что о. Василия я тоже не встретил. Такой неудачный день! Но глупостей на Афоне не бывает. Значит, так надо. А кроме о. Антония, здесь особенно и не с кем пообщаться. Надо отметить, что насельники Есфигмена не очень-то любезны. Но это можно понять, если вспомнить историю безобразной осады монастыря. С 1974 года Константинопольский («Вселенский») патриарх Димитрий объявил об изгнании с Афона тринадцати монахов за отказ поминать этого патриарха, сразу же по восшествии на патриарший престол заявившего: «Великий Бог, чадами которого мы являемся, хочет, чтобы все мы, верующие в Него и почитающие Его, были спасены и были братьями. Он хочет, чтобы это было так, несмотря даже на то, что мы принадлежим к разным религиям…» Семь монастырей отказались поминать этого Константинопольского патриарха. Есфигмен же начал поминать старостильного греческого епископа, перейдя под его омофор. После этого монастырь был оцеплен полицией. Тогда-то и появился знаменитый лозунг «Православие или смерть!», вывешенный на стене монастыря в виде черного флага. Осад монастыря было несколько. Во время последней, в 1994 году, при недавно почившем, известном всему миру подвижнике игумене Евфимии произошло чудо. Новым патриархом Варфоломеем была послана экзархия в составе двух митрополитов, подкрепленных нарядом полиции. Когда экзархия с ультиматумом прибыла в монастырь, то услышала грозный голос: «Вам не удастся взять монастырь! Плывите назад!» Посланники повернули назад и уже из административного центра Афона Кареи связались с игуменом Евфимием: «Почему вы отказались принять патриаршую экзархию, объявив ей через громкоговорители, чтобы она плыла назад?» О. Евфимий сказал, что в монастыре нет никаких громкоговорителей и, более того, никто из насельников монастыря этого голоса не слышал… Пока больше осады не было. Но обидно делается оттого, что монастырская братия иной раз не видит различия между русским православным человеком и представителем Константинополя. И так с трудом, позорно спутав греческое слово plioi (корабль), я узнал, что пора отправляться на пристань. Две неудачи за менее чем сутки пребывания на Афоне, месте особого благословения Божия, несколько расстроили. Почему-то прибывшему из душного от выхлопных газов, а более от грехов города, кажется, что все здесь должно совершаться легко и без неожиданностей. Всегда в таком случае ищешь невольную ошибку или незамеченный «мелкий грех». Мои раздумья прерываются появлением «корабля» — маленького баркаса, которым довольно вольно поигрывают морские волны. Удивительно, что с другой стороны в заливе ходит большой паром, а здесь, где фактически открытое море, бороться со стихией доверяют этой маленькой лодке. Прыгаю на пляшущую палубу, сажусь на скамью у борта и тут же вспоминаю, как год назад я сидел на этом же самом месте и разговаривал с о. Пахомием, русским диаконом, перешедшим к зилотам. Едва успеваю об этом подумать, как меня кто-то окликает: «Вы русский?» Всматриваюсь в лицо, появившиеся на унылой картине сегодняшнего дня. «Русский». Пытаюсь угадать, кто он. Ясно, что не грек. Тоже русский? Нет, серб. Кроме него, едут еще два серба — хорошие ребята. (Позже мне придется наблюдать, как они будут усердно драить пол на архондарике в Русском Пантелеимоновом монастыре. Все, кто бывал в нашем монастыре, знают «коварное» гостеприимство гостиничного о. Исидора.)