Афонские монашеские молитвенные дневники - [25]

Шрифт
Интервал

Часы и после часов и утреннего чая молился обычно. (На вечерне молился “художественною” молитвою с постепенным, а не враз, применением всех художественных приемов: 1) стояние умом в сердце, 2) внимание к словам молитвы, 3) соединение молитвы с дыханием, 4) с сердцебиением, а также с подобающим внутренним духовным настроением, благоговением, смирением и сокрушением. И молитва через полчаса восстановилась свободная и самодвижная, требовалось только поддерживать ее вниманием. Когда же я особенное внимание остановил на чувстве молитвенного благоговения и старался как бы ощутить присутствие Божие, то внимание к словам молитвы остановилось. Когда взялся опять только за внимательное творение молитвы, то опять пошла молитва самодвижная и через несколько времени внимание углубилось. Я ощущал в сердце только присутствие Божие в Его святом Имени и себя самого. Полная молитва, т. е. произношение умносердечно пяти слов: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, мне стало затруднительно. Тогда я стал умносердечно произносить три слова: “Иисусе, помилуй мя”. Случайно обратил в это время внимание на дыхание и сердцебиение, я заметил, что они стихли и как бы замерли, и в теле моем неподвижном я не заметил никаких ощущений. Внимательная такая молитва мне чувствовалась приятною. Внимание и чувство это держались и по окончании умной “художественной” молитвы, когда после часового продолжения ее перешел к обычной простой без особого внимания к приемам художественным. Они сохранялись теперь свободно сами собою.

Когда я во время ужина рассказал ученику свое состояние, он мне заметил на это, что это не от благодати, а от естества, то самое, что Епископ Феофан называет неким ощущением, предшествующим началом будущей теплоты благодатной, но это еще не благодатная. Я ему возразил: Как не благодатная? Я и это считаю благодатью от Бога, без Которого и естественное наше добро не совершается одними нашими силами: “Яко без Мене не можете творити ничесоже”, потому что в другое время и при всем напряжении своих сил не достигнешь этого. За особенную же молитвенную благодать я это не считаю, как и сам замечает Епископ Феофан. Он согласился с тем, что все естественное совершается по благодати, но испытанное мною в конце молитвы тонкое внимание с ощущением присутствия Божия и после хранившегося он продолжал настойчиво считать не благодатным действием, а естественным. Ради монашеского послушания и смирения и ввиду настойчивого различия теплоты естественной и духовной, я согласился держаться его мнения о пережитом мною в молитвенном состоянии как безопасного, но и вынужден был заметить своему ученику, для смирения его, что он по тщеславию и гордости своей из чина сотрудника-собеседника переходит самонадеянно в чин учителя и руководителя моего — руководителя своего старца. Когда несколько дней тому назад он, своею неопытностью отказывался от того. Хотя мы простились и помирились, но некоторое время неприятное чувство взаимной неудовлетворительности осталось у нас обоих. Через несколько минут, на повечерии, мой собеседник приходит с покаянием, что совесть его зазирает за то, что осуждал меня за мое невнимание к святоотеческой письменности и малоначитанности в ней.

10 сентября. На утрени.

Так как после ужина я ощутил жар в теле, то начал молиться с вечера, чтобы время не прошло напрасно — ни в отдыхе, ни в молитве. Седши на стул все время принуждал себя к простой молитве. В конце же углубился вниманием в присутствие Божие. Я внутренне от души воззвал: Господи, пожалей меня, помоги мне, и тотчас ощутил умиление со слезами... После же у меня явилась мысль, в пояснение прежних наших суждений, что наши естественные плоды усердной молитвы — теплота и внимание — приходят постепенно по мере нашего напряжения сил и умения пользоваться художественными приемами, или от одного усердия в простой словесной молитве, а благодатные действия неожиданно и сразу с ясным ощущением и извещением, что они от Бога. На этом основании сравнивая (это мое) теперешнее действие со вчерашним, я более заметил различие между ними, как говорил и мой ученик на основании Епископа Феофана. Как естественное не за свое, а данное мне туне от Бога. Естественное только держит наше внутреннее и внешнее в должном чине страха и порядка, а благодатное оживляет душу и тело и сопровождается каким-либо просвещением ума — новою благодатною мыслию. Сладость же теплоты духовной и естественной могут различать только долгим опытом искусившиеся в познании добра и зла. Духовное, конечно, более тонкое, чем естественное плотское кровяное.

Передал во время утреннего чая пережитое состояние умиления своему собеседнику. Он признал его за благодатное посещение. Потом стал рассказывать о своем молитвенном состоянии вчера вечером и сегодня утром, что усладился чтением псалмов и пением, а потом перешел от сего в помысл тщеславия, и на основании этого свое услаждение считал простым, естественным. Потом не без действия врага разговор перешел на вчерашнюю тему о естественных и благодатных действиях молитвы. Опять некоторое препирательство со взаимным укорением друг друга в гордости, а меня и в легкомысленной горячности, с какою я берусь за молитву, а потом, при первом искушении, малодушествую, расстраиваюсь и бросаю. Все это я не отрицаю в себе, но и ученик мой, думаю, нуждается в лечении. И снова прощение друг друга, прощение хотя и не от всего сердца, пока время и внимание не очистят его совершенно от всякого остатка неприятности. Так немощь наша и враг мешают преуспеянию нашему в молитвенном подвиге. Потребно всегдашнее глубокое смирение и усердная молитва к Господу о помощи. Помози нам, Боже, спаси нас имени ради святаго Твоего.


Рекомендуем почитать
Максим из Кольцовки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Песни на «ребрах»: Высоцкий, Северный, Пресли и другие

Автором и главным действующим лицом новой книги серии «Русские шансонье» является человек, жизнь которого — готовый приключенческий роман. Он, как и положено авантюристу, скрывается сразу за несколькими именами — Рудик Фукс, Рудольф Соловьев, Рувим Рублев, — преследуется коварной властью и с легкостью передвигается по всему миру. Легенда музыкального андеграунда СССР, активный участник подпольного треста звукозаписи «Золотая собака», производившего песни на «ребрах». Он открыл миру имя Аркадия Северного и состоял в личной переписке с Элвисом Пресли, за свою деятельность преследовался КГБ, отбывал тюремный срок за изготовление и распространение пластинок на рентгеновских снимках и наконец под давлением «органов» покинул пределы СССР.


Заключённый с боевиками ИГИЛ

10 декабря 2015 года Петр Яшек прибыл в аэропорт столицы Судана города Хартум, чтобы вылететь домой, в Чешскую Республику. Там он был задержан суданской службой безопасности для допроса о его пребывании в стране и действиях, которые, в случае обнаружения, поставят под угрозу преследуемых христиан, с которыми он встречался. После задержания, во время продолжительных допросов, Петр понял, что в ближайшее время ему не вернуться к своей семье… Вместо этого Петру было предъявлено обвинение в многочисленных особо тяжких преступлениях, и он был заключён в тюрьму на 445 дней — только за то, что предоставил помощь христианам, преследуемым правительством Судана.


Экран и Владимир Высоцкий

В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.


Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

Книга А. Иванова посвящена жизни человека чье влияние на историю государства трудно переоценить. Созданная им машина, которой общество работает даже сейчас, когда отказывают самые надежные рычаги. Тем более странно, что большинству населения России практически ничего неизвестно о жизни этого великого человека. Книга должна понравиться самому широкому кругу читателей от историка до домохозяйки.


Жизнь и книги Льва Канторовича

 Книга рассказывает о жизни и творчестве ленинградского писателя Льва Канторовича, погибшего на погранзаставе в пер­вые дни Великой Отечественной войны. Рисунки, помещенные в книге, принадлежат самому Л. Канторовичу, который был и талантливым художником. Все фотографии, публикуемые впервые, — из архива Льва Владимировича Канторовича, часть из них — работы Анастасии Всеволодовны Егорьевой, вдовы писателя. В работе над книгой принял участие литературный критик Александр Рубашкин.