Афонин крест - [5]
Тогда решили захватить Гешку в плен. Но и это отпало, потому что через кого-то из путейских узнали, что ключ Гешка с собой не носит, а прячет в потайное место.
В Купавиной воцарилось шаткое перемирие.
Было ясно, что движенские только затаились. Поэтому путейские каждый день проводили военные советы, укрепляя свою бдительность. Тем более, что безоружные движенские целыми днями терлись в стане своих победителей, играли вместе в лапту и даже вместе сидели в кино на детских сеансах.
Афоня был в курсе военных дел, так как пользовался обоюдным доверием враждующих сторон. Он честно выручал советами военных командиров, но никогда не выдавал их секретов.
К Дню железнодорожника Афоня неожиданно получил денежную премию. Впервые за десять лет он купил сразу пол-литра водки, раскошелился на магазинскую закуску, всех зазывал к своей сторожке чуть не силком и не отступался от гостей, пока те не выпивали с ним хотя бы по одному «наперстку». По Купавиной пошла весть:
— Афоня загулял!
Такого еще не бывало. И поэтому каждый из купавинцев сходил к магазину, хоть издали поглядел на Афонин праздник.
Часам к пяти разомлевший Афоня мирно благодушествовал, сидя на пороге сторожки. С непривычки голова у него кружилась, но спать идти он не хотел, поскольку впервые в жизни встречал праздник на ударном положении: с премией. Целый день вертелись возле Афони и ребятишки. Затяжелевший хозяин сторожки угощал их «подушечками», а от военных вопросов отговаривался:
— И чего это вы, ребята? Разве по праздникам кто воюет? Шли бы лучше на гуляние в березовую рощу: там и буфет с музыкой, и мороженое с футболом. А вам бы все палить!..
И вдруг захохотал.
— Вон, Гешка Карнаухов довоевался, — сквозь смех говорил он. — Сейчас только подъехал к дому на своем броневике, а мать и увидела, что он новый тазик на башню израсходовал. Как вытащила его за уши из этой самой башни и айда веником понужать!.. — Афоня вытер слезы, выступившие от смеха, и закончил: — Домой уволокла: наверное, еще рукотерником добавит…
Путейские, уязвленные насмешкой, неловко молчали, не зная, то ли уйти, то ли пропустить Афонины слова мимо ушей. Движенские с хохотом поднялись и отправились к себе.
А через полчаса путейских взбудоражило самое страшное известие: движенские увели броневик прямо с Гешкиного двора.
Слетевшаяся в минуту армия путейских двинулась к противнику, который захватил броневик без объявления войны. Спор, начавшийся возле орсовского овощехранилища, почти сразу же перешел в драку. Гешка Карнаухов, забыв про домашнюю взбучку, вместе с Васькой Полыхаевым в минуту расквасили носы всем командирам движенских. Но это не помогло.
К вечеру обозленный военный совет путейских решил, что во всем виноват Афоня: это он разболтал про Гешку, опозорил путейских, да еще и выдал, что броневик стоит без охраны…
Афоня удалился на отдых только после семи часов. В девять часов дверь караулки против обыкновения не отворилась. Не появился страж и позднее.
Гешка собрал десятка два ребят и увел их к себе на огород. Оттуда, вооружившись длинными кольями, они один по одному разными путями подошли к магазину, устроившись кто у канавы, кто возле забора по соседству, кто на завалине дома на другой стороне улицы. Гешка подкрался к караулке, прислушался. Потом заглянул в щель неплотно прикрытой двери и подал знак.
— Спит. Храпит даже. — И приказал: — Начинай!..
Ребята дружно подсунули колья под полозья, надавили, и караулка со спящим Афоней на вершок подалась со своего места.
После каждого усилия ребята переводили дух, напряженно прислушивались и подавали еще и еще. Не прошло и часа, как Афонина караулка отъехала за угол соседнего с магазином дома, в котором помещался Дорпрофсож. Ее придвинули вплотную к штакетнику сада под разросшиеся акации. После этого Гешка деловито осмотрелся, словно проверил, все ли сделано, как полагается, и велел разбегаться.
…Давно смолкли колобродившие с вечера гармошки, улицы утонули в мягкой тишине: ступишь — провалишься. Потом вызвездилась над Купавиной ясная августовская ночь. Освещая два-три облачка по соседству с собой, повисла в вышине прохладная луна, бросая от берез и домов едва приметные короткие тени.
И вдруг прозрачную синь ночи с треском распорол оглушительный выстрел, потом другой, третий… Горохом посыпали на улицу купавинцы, не чуя под собой ног кинулись на пальбу, все еще гремевшую в стороне магазина.
Там посреди толпы полуодетых мужиков на коленях стоял Афоня. Берданка валялась в стороне. Не скрывая слез, обезумевший страж просил у людей прощения:
— Грех попутал, люди! Открыто винюсь: проспал службу, испугался, выбегаю на улицу, а магазина нет: девался куда-то! Все в нутре отпало, зачал стрелять, все патроны в расход пустил… От премии помрачнение!
Ребятня впопыхах оставила возле караулки несколько кольев, и мужики, определив, каким образом Афоня отъехал от магазина вместе со своим жильем, тем же порядком поставили караулку на прежнее место. Враз постаревший Афоня бестолково топтался с берданкой возле магазина. Он то благодарил мужиков непонятно за что, то ругал себя, то вдруг начинал ахать и охать, щупая угол магазина, словно еще раз хотел убедиться, что тот и вправду нашелся.
