Афон и его судьба - [59]

Любимые цвета трудившихся на Афоне иконописцев – голубой, багряный, белый и желтый. Первый цвет небесный предпочитаем был ими зеленому, потому что его любили все православные цари греческие, поддерживавшие партию голубых, в отличие от еретиков, усвоивших себе цвет лугов и принадлежавших к партии зеленых. Притом голубой цвет напоминает сошедшего с небес и вознесшегося на небеса Господа и наше вечное житие в небесных обителях. Этот цвет виден в афонских церквях как на фоне стенной живописи, так и на одеждах Спасителя и Пресвятой Матери Его.

Цвет багряный избран для писания верхнего или нижнего одеяния Спасителя, как знаменование царского величия Его и таинства искупления рода человеческого Кровию Его. А имея в виду, что послужила этому таинству и Пресвятая Дева, происходившая из царского и первосвященнического рода, то и ее омофорион написан багряным цветом. Лица Спасителя, Богоматери и праотцев их большей частью написаны белые, так как священное писание внушает нам, что первый человек Адам был белый и алый. Цвет желтоватый издревле употребляется агиографами для писания нижней одежды святых иноков, потому что горючая сера напоминает монаху о переплавке и очищении всего существа его.

Темноватые иконы, старинные и недавние, нередки на Афоне. К разряду первых там принадлежат: в монастыре Св. Дионисия та икона Богоматери, пред которой Вселенский Патриарх Сергий с народом молился об освобождении Константинополя от осады его персами и аварами в 626 году; в Ивере икона, приплывшая по морю к этому монастырю и взятая с воды грузинским монахом Гавриилом в 829 году; в монастыре Св. Павла икона на небольшой доске, принадлежавшая Феодоре (829–842 гг.) и не сгоревшая в огне; в Лавре – так называемая «Кукузелисса». Есть несколько икон, написанных особенно необыкновенно, и лики их видны как бы в тумане, как бы тень или дух. Лик покрыт темным колоритом с отливом темно-багрового цвета. А на святопавловской иконе лицо Богоматери видно как бы в тумане, как бы дух, смотрящий на нас из глуби отдаленного неба, и все оно покрыто темным колоритом и тем же багрово-малиновым отливом. Такой способ письма особенно любили сербские и болгарские иконописцы – и он, помимо оригинальности, весьма замечателен.

На Афоне строго соблюдена догматическая непреложность иконописания. Там только в одном Ватопедском соборе насредине свода, накрывающего правый клирос, изображен в 1312 году Господь Саваоф, как ветхий денми старец, с открытым Евангелием; во всех прочих храмах нет сего лика: никто там не решался изображать Бога, о котором сказано в Евангелии от Иоанна: «Бога никтоже виде нигдеже». И Святую Троицу иконописцы на Святой Горе Афонской писали в виде трех ангелов под Мамврийским дубом, по древнейшему установлению, а не в облаках восседающего Иисуса Христа с Крестом, слева Бога Саваофа с треугольником около головы и с державой и скипетром в руке, среди Них парящего голубя в сиянии – как бывало у нас почти во всех церквах.

На Афоне приняты лишь такие изображения, какие указал и благословил Седьмой Вселенский Собор 788 года. Этот собор воспретил писать Иисуса Христа в виде агнца, вопреки римскому обычаю изображать его в таком виде. И нарушение этого воспрещения нигде не встречается на Афоне.

Из православного катехизиса известно, что Господь Иисус Христос есть царь-вседержитель, первосвященник-пастырь и пророк-учитель. Эти три догматические понятия о нем тонко отображены живописью на Афоне. Но там же с догматической непреложностью соединена и свобода священного искусства – иконописания. Самое историрование тамошних церквей, как храмин, уготовленных для Тайной Вечери Господней, в которых Господь причащает апостолов, а святые составители литургий и иерархи держат в руках своих хартии с литургическими молитвами; ангелы же, как иереи, совершают великий выход; святые мученики и преподобные мужи и жены предстоят как участники оной вечери. Такое историрование есть замечательное проявление прогрессивной свободы. Ибо в века V, VI и последующие христианские церкви исторированы были по иной, отличной от афонской идеи о церкви, как о храмине Тайной Вечери: тогда была любимая мысль мусией изображать Христа не как установителя Тайной Вечери, а как Божественного Основателя Церкви Вселенской посредством апостолов и мучеников. Поэтому и лик Его помещаем был или в небе купола, или в алтарном абсиде, так что к нему идут апостолы, мученики и иерархи и подносят ему венцы.

Такое историрование сохранилось, например, в итальянском городе Равенне – храм Св. Иоанна (425–430 г.), Св. Марии (V век); в Риме – церковь Св. Косьмы и Дамиана (526–530 г.).

Не такие, а свои собственные историрования храмов свободно воспроизвел Афон евхаристический. По художественной же свободности там святые лики изображены в разных размерах и видах, поясные и во весь рост – как бы бесплотные и живоизобразительные. А лица Господа Иисуса Христа и Пресвятой Матери Его – разнообразные, не походящие одно на другое.

Афонская живопись – не то что итальянская, или французская, или немецкая: она уступает им в колорите и выразительности, но не переступает пределов священного приличия, каковое прегрешение замечается в картинных галереях Европы. Там имеются прекрасные, дивные произведения живописной кисти, но между ними усматриваются и такие, которые заставляют улыбаться и жалеть о порче или недостаточности изящного вкуса даровитых живописцев. Неприятно бывает видеть там на некоторых иконах… даже кое-что и неприличное.