Афон и его судьба - [57]

Приспособив кое-как для своего примитивного жилья какое-либо помещение, уединившийся обитатель начинал вести образ жизни затворника, не зная никаких помощников, собратьев, сожителей и питаясь только сухарями, получаемыми из милости от ближайшего монастыря. Иногда у такого старца-отшельника находили приют и один-два ученика, тоже искавших уединения, созерцательной жизни и отшельнического подвига. Случалось, что такой подвижник забирался и в более отдаленные и глухие места Святой Горы и там устраивал себе собственными руками каливку, которая обычно была мала и убога. Но такой пустынник и не заботился вовсе об удобстве и размерах своего помещения. Было бы только укрытие от дождя и непогоды и – что самое существенное – чтобы оно находилось как можно дальше от другого жилья, людей и их голосов, мало способствующих делу спасения души и богомыслия.

Удалившись, таким образом, от мира, подобный афонский отшельник обычно в него уже более и не возвращался. Все это люди – исключительно большого характера, твердой воли и неугасимой, безграничной веры в правоту своего дела. И лишь изредка, преимущественно по праздникам, эти отшельники отправлялись в ближайший монастырь или храм келлийной обители для того, чтобы приобщиться Святых Таин и взять сухарей. Но долго там они не задерживались, избегая разговоров с монастырскими иноками, хотя вовсе не отличались мрачностью настроения и угрюмостью. Наоборот!.. Но многие из них считали даже излишним развлечением частые путешествия в монастыри для присутствия на общих церковных богослужениях. «Сходишь в обитель на единый день, а дух и мысли взволновываются на месяц…»

Рассуждая так и стремясь к неотлучному пребыванию на местах своего уединения, сторонники таких стремлений в прежние годы находили и соответствующий выход из положения. Часто они располагали свои каливки недалеко одна от другой, в виде разбросанного селения по диким горным уступам. А посередине последнего устраивали особую площадку, на которой общими усилиями воздвигали свою собственную соборную церковь. Тотчас же находился в среде пустынников священнослужитель, которому и поручалось совершение всех служб. Тогда опять получалось нечто похожее на монастырь с разбросанными самостоятельными каливками и со всеми особенностями иноческой жизни, без которых пустынникам трудно было бы придерживаться порядка при пользовании своей церковью. И нельзя уже было обходиться без особого старшего (дикея), являвшегося лицом выборным из своей же среды, на обязанности которого лежала бы забота о чистоте и благолепии соборного храма и благочиния церковных служб. А впоследствии такой дикей начинал также ведать и общими хозяйственными делами всех братьев-пустынников своей общины, заботился об их скромном продовольствии и т. д.

Таким образом, отдельные пустынники постепенно образовывали уже особый скит из разбросанных калив, впоследствии уже окончательно приобретавший все права такового. Так и образовались в прежние времена греческие скиты. Но все они далеки по своему характеру и устройству от типа скита русского, во всем походящего на большой общежительный монастырь.

Есть на Святой Горе Афонской и еще один вид отшельников, не подходящих ни к первому, ни ко второму из типов, выше представленных. Это тип отшельника-странника, вообще не имеющего никакого постоянного убежища и всю жизнь паломничающего из монастыря в монастырь, из келлии в келлию. Афонский полуостров велик для такого пешехода. Но, несмотря на это, он пересекал его пространства неисчислимое количество раз за время своего подвижничества. Он вечно двигался по этим пространствам с котомкой за плечами, никуда определенно не стремясь и ничего определенного не желая. Если встретится на пути гостеприимный монастырь или такая же келлия – переночует, отведает трапезы и бредет себе дальше по лесам и стремнинам Святой Горы. Я пытался сфотографировать таких «сиромахов», но они решительно не допускали этого.

Что же касается общего отношения монастырей к такого рода странствующим, то в большинстве случаев оно являлось милостивым и снисходительным. Подойдя обыкновенно к монастырским воротам, такой странник получал от привратника (портара) положенную милостыню, а иногда снабжался и поношенной ряской или обувью. Снабжали сиромахов монастыри, скиты и келлии также хлебом и сухарями. А в дореволюционные времена, когда по Святой Горе паломничали толпы благочестивых русских паломников, эти странники-сиромахи всегда обретали запас пропитания в особо чтимых местах полуострова, и главным образом у источника Святого Афанасия. Там на особых камнях всегда лежали целые горы хлеба, сухарей и других скромных продуктов монашеского питания, оставляемых более имущими паломниками для прохожей святогорской бедноты.

Что же касается вообще афонских сиромахов, то об их жизни можно было написать целые книги: настолько она разнообразна и полна всевозможными эпизодами, от умилительно-поэтических и до полных сурового трагизма.

Афонская живопись

До XVI века расписаны были только два соборных храма: в сербском Хиландаре, вскоре после 1198 года, и Ватопедский, в 1312 году; да еще один из параклисов в монастыре Св. Павла в 1393 году. Но первой стенописи и следов нет, т. к. Введенский собор в Хиландаре разобран был в конце XIII века и на месте его тогда же построен новый храм. А ватопедская и павловская стенописи хотя и уцелели поныне, но после появления их ни один святогорский монастырь не расписывал своих святилищ вплоть до 1526 года. И объясняется это тем, что в это время вокруг Афона города и деревни пылали, а христиане своими слезами и кровью орошали землю.