Афина Паллада - [38]

Шрифт
Интервал

Его приходу обрадовались. Сидя во дворике, под диким яблоневым деревом, он с удовольствием ел мамалыгу с бараниной, пил айран из бурдюка, охлаждаемого проточной водой.

Когда гость насытился, хозяин не спеша начал спрашивать его о жизни, о заработках и порядках в совхозе. Сам он кормился старым промыслом: ковал из медных листов кумганы для омовения. Но мало теперь верующих.

Подошли девушки-горянки. Дочь хозяина и ее подруга, балкарка с сиреневыми глазами. Саид смутился от ее красоты. А она, здороваясь, подала ему руку, женщина!

— Гостья наша, — сказала хозяйка. — Тоже в отпуске. Ты не помнишь ее, Саид? Они жили во Фрунзе, внучка Джамбулата, что погиб на Кубани.

— Про семью Джамбулата слыхал. Припоминаю, вас зовут Фоусат.

— Нет, — ласково ответила балкарка. — Фоусат — сестра. Она в Ведено. Восемь ребят у нее, мать-героиня. Меня зовут Секки.

Хозяин недовольно покосился на женщин. Они продолжали щебетать. Он вздохнул и пошел к яме, где ковал медь, как в бронзовом веке. Саид понимал, что надо пойти за ним, но захмелел от сиреневых глаз. Обычно робкий и высокомерный с женщинами, он спросил Секки почтительно:

— Как живете на родине?

— Я по Средней Азии тоскую.

— Чем занимаются ваши здесь?

— Больше в поле работают. Школа, интернат, сыроваренный завод, электростанция тоже большая.

В ее маленьких розовых ушках покачивались серьги-полумесяцы. На темных, с обломанными ногтями руках перстень и часики. Платье зеленого бархата — цвет ислама. Под столом она незаметно сняла светлые босоножки с полных ног. Саид видел, как она снимала, невольно наблюдал за ней, и румянец приливал к его рыжеватым щекам.

— В саклях живете? — ревниво пытался он унизить женщину.

— Что мы — темные какие! В домах, в блочных.

— Религии ваши держатся?

— Старики молятся.

— Мечеть есть разве?

— Нет. Уходят к могилам, там красиво теперь, и молятся на траве. А молодые такие некультурные стали. Губы красят, на реке купаются вместе, даже аборты делают — тьфу!

Хозяин с ожесточением плющит кувалдой красный лист. Саид горделиво уперся в бок и неожиданно для себя сказал:

— Вот на Эльбрус собираюсь подняться — все некогда! Говорят, будто два моря видно с него!

Секки благодарно улыбнулась:

— У вас в Москве случайно никого нет?

— Есть, — помедлил Саид. — Дядя — начальник железных дорог, наверное, слыхали, большой человек.

— Мне подарок надо передать.

— Кому?

— Сейчас расскажу… Маму я недавно похоронила. На тысячу новых делали поминки — угощение разносили по всем домам. Ее шали, платья, шубы раздали по закону — кто нуждается. Одну вещь пока не отдала. Моя мама славилась как главный мастер валять башлыки. В последние дни она сказала: «Секки, меня тянет спать в темноте. Принеси мой станок и лучшей шленской шерсти. Сделаю последний башлык. Умру — отдашь самому сильному джигиту, пусть сто лет носит, поминает». Нелегкой была ее жизнь. Ее руки столько сделали…

Щелкнул замок сумочки с индийскими пагодами и птицами. Секки развернула алый с черными кистями башлык тонкого сукна.

— Вах! — залюбовался горец.

— Космонавту надо подарить, — сказала Секки.

— Дядя, наверное, знает адрес, можно написать.

Подошла хозяйка. Приложила башлык к лицу, стала рассказывать о матери Секки.

— Болтовней сыт не будешь! — крикнул хозяин, с молитвой раздувая огонь. — Таус, принеси гостю еды!

Хозяйка ушла.

— Семейной жизнью живете или как? — сорвалось с языка густо покрасневшего чабана.

— Год уже замужем. А дети никак не завязываются. — Она вздохнула. — У вас есть дети?

— Двое.

— Счастливый вы, и жена ваша счастливая. По закону после свадьбы нельзя год показываться на людях, но я в магазине работаю — куда спрячешься? Муж не ревнивый попался, тихий, курит да молчит.

— Кто же он? — нехорошо любопытствует чабан, терзаясь, что поступает неправильно, так долго разговаривая с женщиной, да еще замужней.

— Муж-то слесарь… Чабаном все мечтает пойти, да руки нету.

— Чабаном не просто! — отрезал Саид. — Лет пять в подпасках походи. Голову надо иметь. Отара не машина. Если пойдет, могу слово сказать начальникам. У меня рука есть, все знакомые. Муратов я. Ни в чем не отказывают мне.

— Далеко работаете?

— Теперь, в зиму, на Черные земли отару поведу. Большое это дело — отара. Некоторые думают: пойду чабаном, деньги хорошие там, а того не думают, что чабану науку знать надо и работать, как наука требует.

— Мы журнал выписали по овцеводству, — потупилась от упреков Секки.

— Дом имеете? — совсем разболтался отпускник.

— Нет. У него живем. Золовку замуж выдали. Ух, какая свекруха у меня! Старого закала мусульманка! Пилит с утра до ночи. У тебя, говорит, шею видно из платья, русские косынки носишь, бессовестная, а чулки твои капрон все равно сожгу: через них все тело видно…

— Скоро ты там? — кричит хозяин на жену, спустившуюся в подвал. — Такую за смертью посылать только!

— Каждую новую кинокартину, — говорит Секки, — свекруха сама смотрит, потом решает, можно мне или нет. И большинство картин бракует. Хасан посмеялся: сама, мама, смотришь ведь! Ух, она зарезаться хотела, кинжал хранит. Очень темная женщина. Как сто лет назад.

— Хозяйство держите? — Саид выложил именные часы — на крышке врезано: «Лучшему чабану Киргизии Саиду Муратову от Президиума Верховного Совета КССР».


Еще от автора Андрей Терентьевич Губин
Молоко волчицы

История братьев Есауловых, составляющая основу известного романа Андрея Губина «Молоко волчицы», олицетворяет собой судьбу терского казачества, с его появления на Северном Кавказе до наших дней.Роман глубоко гуманистичен, утверждает высокие социальные и нравственные идеалы нашего народа.Время действия романа начинается спустя столетие со дня заселения станицы — в лето господне тысяча девятьсот девятое, в кое припала юность наших героев, последних казаков буйного Терека и славной Кубани.Место действия уже указано, хотя точности ради его следовало бы очертить до крохотного пятачка сказочно прекрасной земли в Предгорном районе, из конца в конец которого всадник проедет за полдня, а пеший пройдет за день.


Рекомендуем почитать
Художественный музей Индианаполис

Художественный музей Индианаполиса является восьмым по величине энциклопедическим музеем Соединенных Штатов Америки. Его коллекция включает более чем 50000 произведений разных культур и эпох: от ритуальных китайских сосудов I тысячелетия до н. э. до полотен не импрессионистов и представителей понтавенской школы, таких как Поль Гоген, Эмиль Бернард, Поль Серюзье.Обложка: У. Хомер. «Строители лодок». Фрагмент.


Зодчие Москвы XX век. Книга 2

В книге, содержащей рассказ о наиболее выдающихся зодчих начала XX в. и советского времени, чья жизнь и творчество свяэаны с Москвой, приводится ряд адресов, позволяющих пользоваться ей как путеводителем.Второй том двухтомника.


Галерея Академии. Флоренция

Флорентийская Галерея Академии была создана в XVIII веке при старейшей Академии изящных искусств. В музее можно увидеть такие шедевры Микеланджело Буонаротти, как "Давид" и "Рабы", а также обширное собрание ранней итальянской живописи, позволяющее представить, как зарождалось ренессансное искусство. Пройдя по залам Галереи, можно также почувствовать дух самого Возрождения, Раннего и Высокого. Кроме того, в ней выставляются работы маньеристов, творчество которых открывало новую эпоху в итальянском искусстве, наступившую вслед за Ренессансом, и академистов XIX века.Обложка: М.


25 полемических суждений не в пользу шрифтоцентризма

Статья Владимира Кричевского (графический дизайнер, искусствовед) для журнала «Шрифт».


Загадка творчества

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другая история искусства. От самого начала до наших дней

Потрясающее открытие: скульпторы и архитекторы Древней Греции — современники Тициана и Микеланджело! Стилистический анализ дошедших до нас материальных свидетелей прошлого — произведений искусства, показывает столь многочисленные параллели в стилях разных эпох, что иначе, как хронологической ошибкой, объяснить их просто нельзя. И такое объяснение безупречно, ведь в отличие от хронологии, вспомогательной исторической дисциплины, искусство — отнюдь не вспомогательный вид деятельности людей.В книге, написанной в понятной и занимательной форме, использовано огромное количество иллюстраций (около 500), рассмотрены примеры человеческого творчества от первобытности до наших дней.