Афина Паллада - [20]
Его что-то гнетет. Судьи за столом, но не в креслах, а на скамье — такая же у подсудимых.
Суд высший — судят всех.
Суд праведный — нет в мире виноватых.
Суд страшный — никто не спасется.
Он вежлив, внимателен, говорит по-французски с адвокатом; на совещании курит с председателем и наблюдает за пеплом его сигары.
Внутренне светится мечтой — под буркой кинжал. Он поразит им и суд, и город, коптящий на весеннюю зелень каменноугольным дымом, и блестящий Петербург с холодом дворцов, парадов и разврата, и сонную богомольную Москву с самоварами — полутатарское ханство.
Он запасся и парой превосходных пистолетов в бархатном ящике. Но руки немеют. Он боится приговора. Он знает, что он-то и есть главный преступник…
Кавказская станица открылась. Оправленная в серебро гор — горы накиданы вокруг, как исполинские седла, повитая зоревыми туманами, с удальцами, пролетающими на конях, и стариками, колдующими над бочкой чихиря.
Близко звякнуло монисто на груди соблазнительно смуглой казачки.
Это звон подков.
Нет — треск выстрелов.
Из горных туманов выплывает эскадра кораблей. На линии ревут медные пушки. На редутах стонут матросы. Адмиралы стоят на ветру с трубами — Истомин и Нахимов. Плачут севастопольские вдовы.
Сознание борется со сном. Липкий ужас от неотвратимого кровопролития. Усатый штабной офицер наотмашь бьет раненого солдата с «Егорием» на груди. Солдат лежа пил спирт из крышки.
Крышка отлетела. Раненый покорно, не противясь злу, пытается встать на ноги, но у него нет живота, вырван снарядом.
Он знает солдата, помнит и отца его в русской деревне.
Слезы великого смирения в голубых глазах мертвеца.
Вот оно, чудо, открывшееся на бастионах, откровение высшей правды — не противиться злу, чтобы победить его. Но тогда почему он сам грозно кричит на усатого офицера, распахивая бурку!
Офицер натянуто улыбается.
Некто отмеривает шаги на темнеющей поляне в лесу.
Пистолеты подняты.
Алые черешни в солдатской фуражке.
Гремит гром. Молния, как бич, как сумеречная змея, обвивает синюю громаду Бештау.
Пушкин падает.
Обожгла резкая боль в боку.
Лицо в душистых кавказских травах.
Шумит дождь, но не мочит его.
Он не слышал выстрела. Не слышал сигнала к началу. Но у него еще есть кинжал. Он писал о нем:
Он смотрит на толстую спину кучера и, не выдержав, стонет, как матрос на редуте.
А дождь не мочит оттого, что над головой верх кареты.
— Может, вернуться? — спросил кучер, подтягивая красные вожжи.
— Поезжай поскорей, — сказал Маковицкий и осторожно спросил: — Вы хотите доктора?
Он иронически, сквозь боль, улыбнулся, оба вспомнили: «Несмотря на то, что Пьера (а в другом месте Федора) лечили врачи, он выздоровел».
Нет, не поедет он в братство — от смерти не уедешь, такого поезда не выдумают, и хорошо, в природе нет совершенства, и смерти достойно все. Сейчас повернет назад, домой, в горы, к себе самому. Перепишет начало «Хаджи-Мурата», поедет в Москву, в Петербург, в Пятигорск…
Не со свечой.
Приедет с золотым лермонтовским кинжалом и громогласно прочтет выбитые на булате лермонтовские строки:
Господи, это смерть, он опять перепутал стихи.
Огни станции приближались.
Лев Николаевич забылся.
ВЕЛОСИПЕД ДЖЕКА ЛОНДОНА
Покрытый музейной пылью, он кажется теперь допотопным, громоздким. Но как пел ветер молодому писателю, когда он мчался по влажной мазутной дороге, возвращаясь в город!
Ветер пел в светлых волосах, в клетчатой рубашке, свистал в спицах, как в снастях корабля, — ведь Джек Лондон был матросом; как в скалах Аляски, — ведь он искал там золото! И нашел — россыпи человеческих душ!
Скорость велосипеда достигала восьми миль в час; его легко обгоняли всадники на добрых конях. Но ведь это было чудо — два движущихся колеса без лошади и пара. Тогда не было ни самолетов, ни ракет, и казалось, велосипед вот-вот оторвется от земли и полетит.
Он купил его за премию, полученную на конкурсе рассказов, а может быть, за котиковые шкуры, добытые на Командорских островах.
Каждый день, в серых проблесках утра, Джек уезжал на нем за город, колесил по травяным тропинкам и белым дорогам, по рощам, полным птичьего гама и света; купался в заливе, валялся на горячем песке, ловил рыбу… Но видел снежные просторы Клондайка, откуда возвратился недавно.
И каждый день он приезжал домой с новым замыслом о людях Севера, и каждую ночь писал.
Щедрое было время!
Встречи, запахи, картины природы рождали ассоциации, а движение — четкий, ритмический строй чувств. Иногда рассказ не получался за столом. Джек садился на велосипед и ехал куда-нибудь; и всегда происходило чудо — звук, краска, жест, сценка подсказывали течение сюжета-идеи.
Как-то он встретил на дороге фургон с зерном. На нем сидели трое — огромный белокурый фермер, швед или немец, тонкая смуглая женщина, очевидно жена фермера, и индеец-батрак, затаивший в глазах мечту и ненависть…
Джек подумал, что индеец, возможно, сын вождя или сам вождь, а женщина — индианка его племени…
История братьев Есауловых, составляющая основу известного романа Андрея Губина «Молоко волчицы», олицетворяет собой судьбу терского казачества, с его появления на Северном Кавказе до наших дней.Роман глубоко гуманистичен, утверждает высокие социальные и нравственные идеалы нашего народа.Время действия романа начинается спустя столетие со дня заселения станицы — в лето господне тысяча девятьсот девятое, в кое припала юность наших героев, последних казаков буйного Терека и славной Кубани.Место действия уже указано, хотя точности ради его следовало бы очертить до крохотного пятачка сказочно прекрасной земли в Предгорном районе, из конца в конец которого всадник проедет за полдня, а пеший пройдет за день.
Архитектура – это декорации, в которых разворачивается история человечества. Она чутко откликается на изменения, происходящие в обществе, науке и искусстве. Архитектурный критик Мария Элькина написала книгу, которая за несколько вечеров даст читателю представление об архитектуре от истоков цивилизации до наших дней. Автор делится наблюдениями, расширяя восприятие этой важнейшей сферы, сочетающей в себе функциональность и красоту, социальное и эстетическое, уникальное и безликое. Откуда берутся архитектурные формы? Как конструкции становятся выражением мировоззрения? Чем города отличаются друг от друга, и что делает их особенными? Созданные средневековыми каменщиками причудливые капители, мощные римские своды, мелькающие экраны в токийских кварталах, утопические проекты городов будущего – в первую очередь, зримые отпечатки своего времени. «Архитектура.
В центре внимания Роберто Калассо (р. 1941) создатели «модерна» — писатели и художники, которые жили в Париже в девятнадцатом веке. Калассо описывает жизнь французского поэта Шарля Бодлера (1821–1867), который отразил в своих произведениях эфемерную природу мегаполиса и место художника в нем. Книга Калассо похожа на мозаику из рассказов самого автора, стихов Бодлера и комментариев к картинам Энгра, Делакруа, Дега, Мане и других. Из этих деталей складывается драматический образ бодлеровского Парижа.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга выходит в авторской редакции, с сохранением орфографии и пунктуации оригинала. С. Горцев. «Глядя в «ЦЕНТР». Продолжение истории рок-группы «Центр» после отъезда в Америку ее лидера.