Афганский караван. Земля, где едят и воюют - [8]

Мы снова двинулись в путь. Помимо обилия впечатлений, я была сильно утомлена, но лишь смутно это сознавала.

Время от времени нам попадались на глаза маленькие форты, чьи обитатели вели с соседями непрерывную войну. Некая старинная распря делала здесь жизнь сокровищем, которое надо было бережно хранить. Люди, которые охотились друг за другом и при всякой встрече с неприятелем пытались его убить, вместе с тем, попроси я у любого из них убежища, охраняли бы меня, относились бы ко мне с уважением и прекратили бы вражду до моего отъезда. Гостеприимство священно.

Где-то недалеко, несмотря на дневное время, раздавались выстрелы, а выстрел на «ничейной земле» не повод для шуток. В одном месте нам пришлось задержаться, пока двое враждующих снайперов упражнялись в меткости друг на друге через дорогу. Нам они не угрожали, то была их личная война. В конце концов один упал со своей скалы, другой пожелал нам мира (что было весьма кстати) и махнул нам рукой: проходите!

Для него в этом не было ничего необычного, и думаю, что с тех пор его самого уже подстрелил какой-нибудь снайпер. Странным мне показалось то, что женщины из этих противоборствующих кланов ходят по своим повседневным делам, носят воду, гонят скот, и в них никогда не стреляют. Женщину не убьет даже самый отъявленный разбойник. Как говорят эти закаленные воины, женщины для них священны. Чтобы их видели издали, они носят алые шальвары. Эти женщины, однако, умеют стрелять не хуже мужчин, в чем я позднее смогла убедиться. Они способны оборонять крепости с непоколебимым мужеством, и не один мужчина лишился благ, которые сулила ему жизнь, из-за меткости этих воительниц.

Местные жители постоянно предлагали нам воду или шербет (сладкий напиток из фруктового сока) и готовы были для нас на все, когда узнавали, кто мы такие. Их радушие напомнило мне родину. А ведь скаредность была бы вполне простительна в краях, где фрукты чуть ли не роскошь, потому что их зачастую везут много дней из Индии или Афганистана.

Снова мы остановились – на этот раз для послеполуденной молитвы, называемой аср (предыдущая называлась зухр).

Время от время мы видели пахарей, возделывающих эту негостеприимную землю, пытающихся добыть средства к жизни в стране, которая, казалось, противилась всем людским желаниям. У всех за плечами были винтовки; вокруг высились черные скалы, глядевшие на них хмуро и злобно, с вечной враждебностью. На других участках по склонам гор росли тутовые деревья.

Несколько раз при нашем приближении делались предупредительные выстрелы; раздавался голос, казавшийся почти призрачным среди тишины и высоких скал: «Друзья или враги?» Мы всякий раз отвечали: «Друзья! Мир вам!» Я напряженно вслушивалась, ожидая ответа: «Мир вам!» Наш эскорт дважды стрелял в воздух на случай, если соплеменник не расслышал возгласа, заверявшего его в наших мирных намерениях. Так или иначе, бывают положения, в которых лишняя предосторожность не помешает. Порой, когда это требовалось, кто-либо из нашей охраны поднимал в воздух клинок, показывая, что мы принадлежим к семье вождя. После этого тот, кто караулил на склоне, трижды стрелял в воздух, приветствуя нас, приглашая на свою территорию и заверяя в своем добром к нам отношении.

Мы двигались вперед. Темнеть начало как раз к тому времени, как мы добрались до дружественных владений еще одного хана, у которого намеревались провести ночь. Назавтра после полудня мы должны были прибыть на место.

Этот хан был известен как человек чрезвычайно религиозный. Мы явились как раз к вечерней молитве, после которой, смыв с себя дорожную пыль, насытились вкуснейшим ойпалау (это блюдо из риса с ароматическими травами) и жареной курицей. Горный воздух обостряет аппетит, и мы отдали еде должное. Четыре плотные трапезы в день показались тут чем-то само собой разумеющимся. Главным образом в пищу здесь идут баранина и рис, но барашка можно приготовить столькими способами, что каждый раз это какой-то новый вкус.

После еды мужчины плясали вокруг костра, блестя кинжалами. Нам, женщинам, удобно было смотреть на пляски с высоты через зарешеченные окна. Вдруг посреди веселья раздались выстрелы. Словно по мановению волшебной палочки все мигом преобразилось. Танцоры стали воинами. «Сцена» исчезла. Женщины отпрянули в глубь комнат, мужчины выкрикивали приказы. На форт хана напал враждебный отряд. С помощью факелов неприятелю каким-то образом дали знать, что хан занят приемом гостей. Потом послышалась новая пальба, означавшая отход, и пляски возобновились. Женщины опять подвинулись к решеткам. Снова глядя на блестящую сталь и кружащиеся фигуры, кто-нибудь, пожалуй, мог бы принять интерлюдию с выстрелами за часть танца.

Ночь мы с мужем провели в крепко-накрепко запертой башенке без окон; форт стерегли тридцать вооруженных часовых. Засыпая после всех волнений этого изнурительного дня, я вдруг вообразила, что, может быть, проснусь в Шотландии. Рассвет, однако, вернул меня к действительности. Мы пробудились под звуки «смены караула», и в тот день нам предстояло еще одно долгое, волнующее путешествие.