Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - [13]

Майор Собин был явно обескуражен моей осведомленностью, сидел понуро, сосредоточенно о чем-то думал. Кажется, я сломил его пьяный напор, подчинил своей воле и требованиям.

– Майор Саротин, пригласите, пожалуйста, за стол переводчиков! – обратился я к оперативному офицеру.

– Эй, вы, черти! – крикнул майор. – Идите сюда, командир зовет!

«Черти» тут же поднялись и, шаркая ногами, подошли к столу, поздоровались.

– Вы завтракали? – спросил я их.

– Нет! – был ответ. – Мы завтракаем после офицеров. Такой здесь заведен порядок.

– С сегодняшнего дня порядок за столом будет один для всех! – строго сказал я. – Все завтракают, обедают и ужинают одновременно, конечно, если позволит обстановка. За столом можно будет посмотреть друг другу в глаза, узнать о здоровье каждого, чем-то помочь и в то же время поставить конкретно каждому задание на день. Кстати, почему вас называют «чертями»?

– Что взять с Собина и Саротина! – ответил за всех Микаладзе. – Они отравлены водкой. Пьют по-черному. С утра опохмеляются, в обед напиваются и так продолжается изо дня в день. Откуда у этих горе-разведчиков может появиться ум? Днем пьянствуют, а ночью буянят. Нет от них никакого покоя. Не жизнь на «точке», а каторга. Не знаю, сможете ли вы, товарищ полковник, сладить с ними. Они неуправляемы, когда бывают пьяными, а пьяными они бывают всегда, даже теперь.

– Ты, Микаладзе, кажется, на грубость нарываешься! – зло процедил сквозь зубы майор Собин. – Я никого не называю «чертом» или «чертями» без причины. Ну, к примеру, как тебя, Микаладзе, не назвать «дурнем», если ты практически каждый день носишь рубаху на левую сторону, а переводчики, как черти, спят не на кроватях, а под кроватями. Это ли не позор для вас самих!

– Конечно, такое со мной случается, что иной раз надену свою рубашку на левую сторону из-за того, что нет электричества. Его рано выключают или вообще не бывает. Это не повод называть меня дураком или кусать за ногу, как бешеная собака.

– Кто вас кусал за ногу? – спросил я из любопытства, даже не предполагая, что такое безумие может быть среди людей, считающих себя интеллигентными людьми.

– Как «кто меня укусил за ногу»? – переспросил Микаладзе. – Это все он, майор Собин. – Прапорщик Микаладзе намеревался задрать штанину, чтобы показать укус, но я остановил его намерение, лишь спросил:

– Как все это случилось?

– Собин хорошо знал, что у меня под кроватью хранится бутылка спирта для профилактики передающей аппаратуры. Он зашел ко мне в комнату и стал просить стакан спирта. Я, конечно, отказал. Тогда он с колен стал уговаривать меня налить ему немного спирта и на коленях пополз ко мне, пытаясь разжалобить тем, что страдает от головной боли. Собин так ничего и не добился, тогда в отместку укусил меня.

– Вся эта ложь шита черными нитками! – возмутился майор Собин. – Такого случая я не припомню, а потому считаю, что это поклеп на честного человека. Вы, командир, еще не знаете, какой Микаладзе сочинитель. Он, например, говорит: «Бороться с бедой – упаси бог, нельзя! На то она и беда, чтобы против нее не было средств защиты. Она неизбежна, как рок!»

Началась нетрезвая ругань Саротина и Собина с Микаладзе. Чувствовалось, что в коллективе нет согласия и лидера. Каждый сам по себе. Лишь Собин и Саротин держались вместе, остальные были у них на побегушках, несамостоятельными людьми в принятии решения.

Галдеж стал спадать, и разговор перешел в деловое русло, только майоры Собин и Саротин перешептывались, готовили, видать, очередную пакость.

Еще в Кабуле меня предупреждал полковник Шамиль о наличии сговора Собина с Саротиным и посоветовал узнать, на чем основан этот сговор и чего они добиваются?

Оказавшись в Афганистане, я перестал чему-либо удивляться, включая сговор этих двух пьяниц, которые прятались, как мокрицы, в складках коррумпированного советского общества, живущего по принципу: «Один против всех и каждый за себя!» Моральный кодекс строителя коммунизма был разменной картой, им козыряли на собраниях, поучали, как надо жить, а на деле каждый тащил одеяло на себя. Собин и Саротин не были исключением из правила, были такими же, как все, только более отпетыми негодяями, почувствовавшими запах человеческой крови, и испили ее вдоволь. Они были одними из первых офицеров 40-й армии, попавшими в Афганистан, когда двери магазинов и дворцов были настежь открыты, и никто не грабил до прихода в Афганистан частей Красной армии, непобедимой и легендарной, как поется в известной советской песне. Собин и Саротин быстро сообразили, что надо делать – грабить и убивать. С этими мыслями они жили, и наконец пришла пора осуществить свои планы варваров. Под видом борьбы с басмаческими отрядами, когда никто не видел никакого басмача, они нападали, как стервятники, на караваны купцов, грабили и убивали всех подряд, имущество – персидские ковры, золотые и серебряные вещи, дорогие шубы и хрусталь – забирали себе. Преступников, занимающихся таким воровским ремеслом, называли «всадниками без головы». В разведцентре многие знали о проделках Собина и Саротина, но молчали. За молчание им полагалась часть преступно нажитой добычи. В Афганистане шел разбой, а не война. Стремление до нитки ограбить страну, а афганский народ превратить в рабов.