Афган: русские на войне - [7]

Ничего удивительного, что Дост-Мухаммед оказал Виткевичу всевозможные почести. Виткевич предложил ему союз с Россией, гарантию независимости и территориальной целостности Афганистана. Но по его возвращении в Петербург царское правительство отозвало свои предложения, вероятно, чтобы не злить британцев. Виткевич покончил с собой, а документы, которые он привез из Афганистана, исчезли. Эти удивительные события не получили удовлетворительного объяснения^{15}.

К этому моменту британские шпионы и агенты продвинулись еще дальше на север и проникли вглубь Средней Азии, достигнув Бухары, Хивы и Коканда — центров, которые вызывали у России особый интерес уже более сотни лет. Правительство в Петербурге согласилось с генералом Перовским, что ценный торговый канал в Средней Азии можно защитить только силой оружия.

В 1839 году, в разгар Первой англо-афганской войны, генерал Перовский получил приказ поставить хивинского хана на колени. Отряд Перовского состоял из трех батальонов пехоты, трех казачьих полков, двадцати пушек и десяти тысяч вьючных верблюдов. Снабжение было налажено хорошо. Для выступления выбрали зиму, чтобы не столкнуться с жарой пустыни. К сожалению, зима оказалась необычно суровой, температура упала ниже минус тридцати. Отряд начал таять. Его остатки вернулись в Оренбург в июне 1840 года.

Русские не отступились. Англо-французское вторжение в Крым (1853-1856) закончилось поражением России, и ее позиции в Европе оказались подорваны, так что русские решили обратить внимание на восток и юг. В 1854 году в Санкт-Петербургском университете открылся Восточный факультет, что положило начало солидной традиции востоковедения в России. Теперь, согласно слухам и донесениям агентов, Британия вынашивала планы продвижения через Персию или Афганистан к Каспийскому морю и дальше. В 1857 году князь Александр Барятинский, командующий русскими войсками на Кавказе, предупреждал, что «англичане деятельно готовятся к войне и ведут атаку с двух сторон: с юга — от берегов Персидского залива, и с востока — через Афганистан… Появление британского флага над Каспийским морем будет смертельным ударом: не только нашему влиянию на востоке, не только нашей торговле внешней, но ударом для политической самостоятельности империи». Российские чиновники вновь начали спорить о вариантах вторжения в Индию, но не решились на это^{16}. Более трезвый доклад «О возможности неприязненного столкновения России с Англией в Средней Азии», подготовленный двумя высокопоставленными офицерами, завершался разумным выводом, что Британия едва ли станет рисковать армией в такой дали от океанов, где она господствует. Однако британцы могли попытаться нанести политический удар посредством «тайных происков в мусульманских наших провинциях и между кавказскими горцами», а также вмешиваться в дела «пограничных с нами областей». Авторы категорически отвергали какие-либо идеи индийской кампании: обходной маршрут через Герат был слишком сложным в плане снабжения, а прямой путь через Афганистан было слишком легко укрепить против вторжения русской армии. На обозримую перспективу Россия должна руководствоваться исключительно соображениями обороны. Эти выводы, отчасти обусловленные побуждением не провоцировать британцев без нужды на фоне поражения в Крымской войне, твердо поддержал и министр иностранных дел Горчаков^{17}.

Оборонительная политика не исключала дальнейшего продвижения на юг ради защиты торговли и выдавливания британцев, а в глазах некоторых военных и политиков и прямо оправдывала его. После 1857 года русские чиновники, прежде всего хорошо осведомленные сотрудники Азиатского департамента Министерства иностранных дел, стали все энергичнее собирать информацию о регионе через агентов, научные экспедиции и дипломатические миссии. Одной из самых важных миссий руководил Николай Игнатьев, честолюбивый молодой офицер, служивший военным атташе в Лондоне. По возвращении он возглавил Азиатский департамент. У него были хорошие отношения с решительно настроенным военным министром Дмитрием Милютиным, и он, как и Милютин, был убежден, что Горчаков недостаточно тверд в отстаивании интересов России. С годами влияние Игнатьева росло, и российская политика на востоке становилась более активной^{18}.

В свете новых данных чиновники один за другим утверждали в конфиденциальных докладах, что британцы намерены установить контроль над Средней Азией и вытеснить оттуда российских купцов и что для России чрезвычайно важно это предотвратить. Были ли действительно у Британии такие планы, не так важно. Важно, что представление об этом влияло на политику в Санкт-Петербурге и Оренбурге и извращало ее, подобно тому, как политика в Лондоне и Дели менялась и извращалась под влиянием соображения, будто русские стремятся через Афганистан в Индию. Паранойя вела политиков во всех четырех названных городах.

В конце концов Россия заключила, что для защиты ее интересов в Средней Азии дипломатии недостаточно. В последующие годы она аннексировала либо установила протекторат над всеми независимыми государствами Средней Азии: Ташкентом (1865), Самаркандом (1868), Хивой (1873) и землями к востоку от Каспийского моря (1881-1885).