Аферисты - Славные времена - [32]

Альфред Викторович даже рассмеялся вслух при этой мысли. Он был, разумеется, крайне высокого мнения о своей персоне, но самомнение никогда не застилало ему глаза. Флиртовать, спать с ним, получать уроки политеса Нина могла по прежним временам - это так. Но Альфред Викторович трезво отдавал себе отчет в том, что молодая, современная дама, оказавшись вдовой при капитале, обязательно подыщет себе что-нибудь более перспективное, чем он, Альфред Викторович.. Ей - двадцать четыре, ему - пятьдесят восемь (не лукавь, зараза, - пятьдесят девять, почти!). Накинули десять грядущих лет ей тридцать пять, расцвет жизни! А ему.... Старый хрыч! Какой из него управитель наследства, хозяин дома и пылкий муж? Накинь ещё жалкий десяток лет и Нина все ещё останется хоть куда - в дело, в постель, а он уже будет прикидывать размеры гробика по своему росту, в лучшем случае.

Таким вот аргументом любой человек, заподозривший Альфреда Викторовича соперником в борьбе за руку богатой вдовы - таким аргументом Альфреда Викторовича можно было смести со своего пути без всяких трудов и усилий! Знай свое место, старый козлище, покушайся на наследство старушек, а не трогай наше - молодое! И то сказать - какой из него, Альфреда Викторовича бизнесмен?! Как он приумножит наследство вдовы?! Да он просвищет его, распылит в течение года так, что и на собственные приличные похороны ничего не останется! Нужно быть клинической дурой, чтобы в двадцать четыре года да при деньгах соблазниться браком с Альфредом Викторовичем Комаровским! Его дворецким при своей вилле держать следует! Ну, одаривать изредка нежностями, чтоб лучше службу нес, но не более того! Да что уж там - так оно и было до смерти Хозяина! Не он пользовал молодую Хозяйку, а она его! Училась у него хорошим манерам, бывшая девчонка с дискотеки, прислушивалась к советам, как уйти от внешнего, все же вульгарного образа провинциальной манекенщицы и стать "дамой", осваивала с его помощью изысканный секс, но ведь все это - не для него, а для другого принца мечты, черт побери! Мозгов у Нины хватит, чтобы проторить дорогу будущей жизни прямо до намеченных звезд без помощи старого потаскуна!

Ишак прав - свое получил, насосался и отваливай.

С неожиданной, невесть откуда свалившейся беспощадной самокритичностью, Альфред Викторович продолжал отчаянное самобичевание, перемешал себя с грязью как мог, растоптал и унизил, но... НО - СТРАХ НЕ ПРОШЕЛ! Не подавил он в себе таким приемом страха, который переполнял душу, а страх был конкретный и объяснимый: он подозревается в убийстве, подозревается на достаточных основаниях и грядущей беды ему не миновать! И ничтожные люди способны убить человека, и по малым причинам свершаются кровавые преступления, так что велик тот народ, который во главу угла своего существования заложил святой канон : "ОТ СУМЫ И ТЮРЬМЫ - НЕ ЗАРЕКАЙСЯ!"

От сильного удара сзади по уху Альфреда Викторовича швырнуло на глухой забор, он больно ударился о доски головой, но не успел развернуться, чтоб разглядеть лицо нападавшего, как ему ловко заломили локти и стальные кольца охватили кисти обеих рук.

Те же руки развернули его и, ничего не успевший понять, Альфред Викторович усидел перед собой крепкий подбородок, узкий рот над ним, ещё выше - прищуренные глаза под козырьком спортивной фуражки.

- Не стоило убегать с тризны не попрощавшись. С вами желают поговорить. - произнес этот незнакомый человек.

По причине этих точных, в каждом движении отработанных действий, по уверенным глазам и твердому голосу Альфред Викторович, хотя и был ошеломлен, но разом понял, что задавать праздных вопросов: "За что, мать вашу так? По какому праву" - нет никакого резона.

Он радовался лишь тому, что обратный путь к вилле Чуракова проделывает без свидетелей - улочка была пуста, публика продолжала поливать свежую могилу хозяина его водкой.

Они прошли мимо длинного ряда пустых автомобилей, остановились возле крытого пикапа, сопровождающий снял с левой руки Альфреда Викторовича кольцо наручника, открыл дверь фургона, вежливо подтолкнул задержанного внутрь и, когда Альфред Викторович оказался в темноте - правое кольцо укрепил на какой-то штанге. Все было проделано молча, спокойно, двери закрылись, вспыхнули лампочки внутреннего освещения и от руля прозвучало негромко.

- Пытались исчезнуть, Комаровский?

Выход на сцену подполковника милиции Афан-Шерифа не смутил Альфреда Викторовича - этого он и ждал, исходя из четкости своего задержания.

- Нет. Я не убегал.

- Вот как?

- Так. У меня не было причин.

Он ожидал многозначительной паузы, во время которой подполковник будет брать его на измор, закурит сигарету, примется прожигать подозрительным взглядом, но Афанасьев оказался человеком другой закваски. И даже в том поэтическом ритме, в котором произносил траурную речь на кладбище - не говорил: был подчеркнуто безразличен к собеседнику и, задавая вопросы, будто бы заведомо знал, что ничего нового не услышит помимо бесстыдного вранья.

- Ладно, Комаровский. Начинайте оправдываться.

- В чем, господин подполковник?

- "Господина" не надо, я ещё не привык. "Гражданина" - тоже не надо, вы ещё не арестованы. Называйте Иваном Петровичем..