Афера. Роман о мобильных махинациях - [13]

– Не понимаю… – промямлил я, чувствуя, как разливается в желудке противная, холодная, густая жижа. Так рождается ужас. Он наполняет изнутри, а потом выходит наружу сквозь поры и называется «холодный пот». Я не ждал, что все это случится именно так. Получается, что меня застали врасплох, не дали сосредоточиться, подготовить оборону.

– Как видите, Максим Филиппыч, клиент поплыл, – потер руки довольный Бирюков, и под глазом у него перестало дергаться. – Господин Картье, мой департамент, разумеется негласно, работал по вам два последних месяца. И, признаться, не напрасно. Удалось выяснить, что живете вы, мягко говоря, не по средствам.

– Хватит вам, – устало отмахнулся я. – Прекратите тут красоваться. Тоже мне монолог Чацкого. Мои средства вас не касаются. Макс, освободи меня от этого рыцаря плаща и кинжала, прошу тебя.

– Старичок, ты уже сам себя освободил. От всего. – Макс горько усмехнулся. – Твоими стараниями холдинг переплатил рекламным агентствам такую сумму, что тебе ее, по моим подсчетам, должно хватить до старости. Нагрел ты меня крепко, сволота, – вдруг рявкнул Макс и саданул кулаком по столу.

Все это было хорошо отрепетированным спектаклем. Они давили на меня вместе и каждый в отдельности. Макс улыбался иезуитской улыбочкой и на короткое время впадал в ярость, вновь принимался стучать кулаком, орать. Поведение психопата. Бирюков гвоздил меня теми самыми «вещдоками», поэтапно, факт за фактом озвучивая длинную цепочку моих преступлений. Я, молча, слушал, безучастно смотря перед собой. Отпираться было бессмысленно. День продолжался, он стал точкой, в которой сошлись все лучи моей неправильной жизни, словно они прошли сквозь призму моих грехов. Какая циничная и строгая физика!

– Здоровье-то у вас крепкое, господин Картье, – рассуждал Бирюков, – как бы вам его часом не надорвать.

– Деньги нужно будет вернуть, Виктор, – Макс щелкнул гильотинкой, срезая кончик сигары. – Иначе…

– Что иначе? – встрепенулся я. – Грохнешь меня? Ты чего тут фарс устроил? Или считаешь себя честным человеком? Да ты сам вор, каких еще свет не видывал! В гольф он играет, видите ли! Лакей у него в перчатках, ковры персидские! «Роллс-Ройс» под задницей! Откуда все это?! Честно заработал, скажешь? Ах ты! Меня пугать не надо, сейчас не то время. Ничего я не верну! Мне нечего возвращать! Этот, – я ткнул пальцем в сторону Бирюкова, и тот оскалился, словно зажатый в угол волк, – бредит наяву! Он же сумасшедший, у него мальчики кровавые в глазах!

– Скажите мне, товарищ Бирюков, – обратился я к чекисту, решив, что терять мне уже нечего, – у вас реально горячее сердце, холодный мозг и чистые руки? Особенно меня руки интересуют. Они что, действительно чистые? Или кровь на них имеется? Вы меня одним своим видом оскорбляете. Ненавижу таких, как вы. Псы-опричники. Руку хозяйскую до кости зализать готовы. Homo servus, человек служивый. Ха! Такие, как вы, мою родню на каторге гноили. Моя фамилия Картье, я аристократ: белая кость, голубая кровь, и не намерен терпеть издевательства со стороны такого субъекта, как вы!

Набрав в легкие побольше воздуха, я, вспомнив повадки офицеров Белой армии, заорал что есть мочи:

– Молча-а-а-ть!

Это была самая настоящая истерика, я выкрикивал оскорбления в адрес Бирюкова, проклиная всех чекистов и его персонально. Наверное, выглядело это омерзительно, но возымело действие.

– Пошел вон отсюда, – неожиданно спокойно сказал Макс. – Иди, иди, я тебя отпускаю. Живи своей жизнью. Только бабло ты все равно верни, по-хорошему. Тебе Юрий Владимирович предъявит цифру, и ты уж ему все передай из рук в руки, а то я, при всем к тебе расположении, ничего не смогу сделать.

– Максим Филиппыч, но как же… – запротестовал Бирюков. – Как же это? Ведь я все приготовил, сейчас ребята подъедут из прокуратуры, раскрутят этого… Он же поплыл! Вы что, не видите? – Он с неприязнью посмотрел на меня. – На нем минимум две статьи и каждая лет на восемь. Он же сознался фактически! Нельзя его отпускать, Максим Филиппыч, просто так-то! А не ровен час он соскочит, ведь, шутка сказать, сумма похищенного громадная! Его в клетке надо держать, а вы его на свободу?!

– Я еще раз повторяю, пусть валит отсюда. Он далеко не мудак, не соскочит он никуда. – Макс пристально посмотрел мне в лицо, словно хотел запомнить на всю оставшуюся жизнь. – Я тебе напоследок дам одно напутствие, Витя. Оно простое. Зарываться не надо. Крысить не надо по-тупому. Делиться надо. Все. Пшел…

Под мстительным взглядом Бирюкова я покинул кабинет. Макс смотрел в окно. Над головой его поднималось красивое колечко дыма.

16 июня,

около 13 часов

По улице шел человек без работы, и человеком этим был я, Виктор Картье. Я совершенно не представлял, что же теперь мне делать, и страстно желал получить хоть какой-то знак свыше. Что-то, что определило бы дальнейшее развитие событий, совокупность которых, окружающая человека, и называется жизнью. С детства я обладаю редким даром читать поэзию числа, видеть за цифрами нечто большее, о чем знают лишь люди с математическим складом ума. Я свободно произвожу в уме арифметические действия большой сложности, деля крупные числа вплоть до десятого знака после запятой. Эта способность перешла ко мне от деда-физика, и я всегда очень гордился ею, втайне считая себя не лишенным гениальности. Нас окружают числа, мы действительно находимся внутри матрицы! Нет, я не сумасшедший. Во всяком случае, в моей медицинской карте такой недуг не зафиксирован. Иногда, в минуты острого стресса, я вижу мир таким, каким его представили однажды братья Вачовски, те самые, создавшие знаменитую кинотрилогию о Матрице. Все предметы состоят из сонма чисел, заключенных в условной форме, но чисел неуловимых, изменчивых. Можно уловить лишь некоторые. Мысленно осмотревшись по сторонам, я вдруг увидел ленту, бесконечную тикерную биржевую ленту. Во всяком случае, то, что возникло передо мной, было очень похоже именно на череду котировок с той лишь разницей, что названий акций я не видел, а по ленте, со скоростью курьерского поезда, проносились вроде бы ни к чему не привязанные числа. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле, они имели отношение ко мне. Я выхватил несколько ближайших чисел из ленты и стал «играть» с ними.