Аэропорт - [2]

— Да я смотрел, пылища же, камеры заднего вида хоть каждую минуту протирай, все одно — хрен, что видно. — Объясняет водитель.

— Иди, ищи тягач, — не соглашается Юрка, — у нас и без тебя тут невесело.

Водитель понимающе кивает, собирается уже уходить, но тут заговорил старый казак во взводе, замком взвода урядник Носов:

— Хватит, Юрка, трепаться, казаки, давайте подсобим человеку.

Он обращается к водителю:

— Вы, товарищ, лезьте в кабину, мы толкнём, попробуем, а нашего Юрку не слушайте, он не злой, просто балабол.

Все встают, отставляют оружие, кое-кто скидывает пыльник, идут к грузовику. Червоненко тоже идёт, хотя и не замолкает:

— Да не вытолкнем мы его, разгружать его придётся.

— Посмотрим, — говорит урядник, сурово глянув на него, — пошли, попробуем.

Саблин вот за это Юрку не любит, вернее, ругает по мере сил. Вечно Червоненко лезет на рожон, вечно он приказы обсуждает или ставит их под сомнение. Вечно у него с командованием какие-то противоречия. Причём возникают они на ровном месте, из ничего, не по делу.

И это с Юркой с девства. Со школы. Уже тогда он лаялся с учителями. Уже тогда его Аким осаживал, уговаривал. И всё впустую, как был спорщиком, так и через двадцать лет им остался. Вроде, в жизни и не дурак, а кое-где и вовсе хитрец, но как до службы, так вечные проблемы у него.

А шофер, увидав, что полтора десятка казаков идут ему на выручку, так с места одним прыжком залетел в высокую кабину грузовика, от радости, видимо.

Крепкие, мужские, заскорузлые от долгой войны и тяжёлой работы руки упирались в борта машины. Большие противоминные башмаки утопали в песке и пыли, привода в «локтях», «коленях», «плечах» заскрипели привычно. На высоких оборотах запищали сервомоторы.

— Не филонь, Юрка, — задорно кирнул Саша Каштенков, первый номер пулемётного расчёта, — не отлынивай.

— Когда это я отлынивал? — Зло и серьёзно отозвался Червоненко, так же, как и все, упираясь в борт грузовика.

Шофёр сначала помалу, а потом и как следует дал «газа». Из-под задних колёс полетел песок с пылью, и машина понемногу поползла из ямы.

— Давай, казаки, навались, — гудел басом урядник Носов. — Ещё немного.

Люди упёрлись, и машина нехотя выползла из ямы, обдав напоследок всех, кто был сзади, песком и пылью. Больше всех досталось именно Червоненко. Прямо в лицо попало, сверху насыпало на голову, и много песка засыпалось ему в откинутый за спину шлем, в кирасу через горжет тоже немало.

— Да чтоб тебя, вот увалень, — ругался Юрка, отряхиваясь. — Броню чистить придётся из-за этого дурака.

Шофёр выскочил из машины, хотел казаков благодарить, но Червоненко заорал на него, скинув респиратор:

— Езжай ты уже отсюда, рыба ты стеклянная.

Шофёр быстро сказал что-то негромко и залез в машину. А Юрка стал вытряхивать песок из шлема и приговаривал:

— Ну не урод, а? Не было, как говориться, печали…

Казаки шли к своим ящикам, посмеивались, Саблин тоже ухмылялся, он остановился рядом с другом и сказал:

— Снимай кирасу, там песка у тебя килограмм, чистить надо, иначе плечевые привода запорешь

— Да знаю, — говорит Червоненко.

Ну, теперь им было, чем заняться. Они пошли к ящикам.

Они снова сели под навес. Юра снял кирасу и «плечи», вытряхнул песок. Аким ему помогал. Немного. И тут мимо прошла, поднимая тучи пыли своими четырьмя мостами, БМП с номером «43» и с топорами штурмовиков на борту. Дремавший рядом с ними командир штурмовой группы урядник Коровин оживился:

— Так это что, сорок третий батальон выгружается?

Он стал всматриваться в сторону пришвартовавшейся баржи.

— Вроде так, — сказал Ерёменко. — А что, знаешь кого оттуда?

— А то как же, воевали рядышком пару раз. — Отвечал урядник, вставая. — Крепкий батальон, хорошие бойцы, пойду поздороваюсь. Может, кто из стариков ещё служит.

Он ушёл, а Червоненко, Саблин, Ерёменко и Карачевский снова завалились на ящики.

— Быстрей бы уже завтрак, — сказал Ерёменко. — Может, сходим к кошевому?

— Час ещё, — ответил Карачевский Володька.

— А может, уже готов завтрак, со вчерашнего дня сидим, — не сдавался Ерёменко. — Может, повара с рассвета что-нибудь сварганили уже.

— Идите, сходите, — ехидно соглашается Юрка, — ротный кошевой старший прапорщик Оленичев большой мастер посылать таких вот торопыг в самые отдалённые уголки вселенной. Идите, узнайте, куда он вас направит на этот раз.

— Слышь, Саблин, а чего этот минёр всё время тут около нас ошивается, — с наигранным удивлением говорит Ерёменко. — Он, вроде, не боец штурмовой группы. Что ему тут? Чего он с минёрами не дружит?

— О, вот оно, полезло из героев их геройство. — Скалиться Червоненко. — Простой минёр, значит, герою-штурмовику не товарищ! Дожили. Вот вам и полковое, казачье, пластунское братство.

— А как ты думал? — Спрашивает Ерёменко.

— А думал я, что это у тебя твоя спесь заиграла, вот как я думал. — Отвечает Юра.

Аким даже не слушал этот разговор. Обычный трёп, сто раз уже такое было. Всё время штурмовиков упрекают по поводу их спеси. Мол, геройством своим сильно они гордятся, заносчивы. Но все знают, что это не так. Все остальные бойцы всех воинских специальностей бойцов штурмовых групп ценят и уважают. Так что всё это пустая болтовня. Саблин закрывает глаза и думает о доме.