Аджим-Ушкай подземный - [11]

* * *

Я помню, как наши войска оставляли Керченский полуостров. То были очень трудные бои. Вражеские бомбы падали так густо, что на глазах было заметно, как покрывается земля воронками. Я видел ожесточенные схватки в районе Аджимушкайских каменоломен. Здесь насмерть стояли и мои боевые товарищи- пограничники. Не возвратились из катакомб наш секретарь партийного бюро капитан Черный, комиссар полка старший батальонный комиссар Гречкосеев, капитан Васильченко.

А сколько их было? Одни говорят: двенадцать тысяч, другие называют большую цифру. Ведь полностью катакомбы еще не исследованы и не исхожены.

Но разве мужество, высшая человеческая стойкость определяются простой арифметикой? Нет! Героизм, проявленный советскими солдатами в необыкновенных условиях, там, в подземелье Аджим-Ушкая, нельзя измерить простой арифметикой.

Полгода под землей, сто пятьдесят дней непрерывных смертельных схваток с врагом! Полгода в темноте без организованного снабжения продовольствием, без воды и под каждодневными взрывами и газовыми атаками! Металл не выдерживал, оружие ржавело от сырости, а люди, наши советские люди, не сдавались, стояли насмерть! Это — не арифметика. Это высший героизм!

* * *

Мужчина-турист, о котором я упомянул в начале книжки, назвался братом капитана Солдатова, который тоже сражался здесь в 1942 году. Солдатов… Солдатов… Смотрю на море. Перед мысленным взором встает переправа: маленькая дощатая пристань, к которой подходит катер. Он и так и эдак ловчится, чтобы ошвартоваться поудобнее. Море кипит от разрывов бомб и снарядов. Кипит и берег от людской суеты: переправа идет под огнем, а человек есть человек, порядок навести не так легко. Катер ловчится, то стопорит, то отворачивает в сторону, то, развернувшись, вновь пытается подойти к пристани-мостику. Раненых переправляют в первую очередь. «Солдатов, Солдатов, помоги мне погрузить раненых», — слышу знакомый голос. Это доктор Любовь Александровна Кречект, военврач первого ранга, пытается погрузить последнюю партию своих подопечных, лежащих тут же у пристани. По существу эвакуация уже закончена, но моряки, отчаянные головушки, ребята в черных бушлатах, работают уже сверх приказа. «Солдатов! — опять зовет Любовь Александровна. — Товарищ старший политрук!» Да это же комиссар третьего батальона пограничников. Высокий, грузноватый, с типично крестьянским лицом.

Он навел порядок и вовремя: катер, наконец, ошвартовался. Началась погрузка. Неподалеку крякнула мина. Солдатов схватился за руку. Любовь Александровна подбежала к нему и потащила к пристани. Но Солдатов уперся, крикнул: «Отчаливайте, я еще на ногах!»

Катер ушел. Ушли от берега оставшиеся в живых, ушли туда, где гремел бой.

— Может, ваш брат был старшим политруком? — спрашиваю я, в надежде узнать дальнейшую судьбу еще одного из тех, кто сражался в подземелье.

— Не знаю, в воинских званиях я тогда не разбирался, но носил он одну «шпалу». Это хорошо помню. Из Керчи он не вернулся. Возможно, что и тут остался, потому и приехал посмотреть на эти места.

Приезжают сюда многие, в одиночку, семьями и группами. Приезжают и сами герои подземного сражения. Часто навещает «помещения» своего бывшего подземного гарнизона Михаил Григорьевич Поважный. Живет он под Керчью, в поселке имени генерала Аршинцева, героя боев за освобождение от гитлеровских оккупантов многострадального города Керчи. Михаилу Григорьевичу перевалило за семьдесят. «Чувствую себя хорошо, только зубы от той катакомбовской сырости начинают сдавать». До недавнего времени о нем почти никто не знал, а боевые друзья по подземному сражению считали его погибшим. Теперь он почетный человек и в Аршинцеве, и в Керчи, часто выступает с рассказами о подвигах солдат Аджимушкайского подземелья, о тех ста шестидесяти огневых ночах, которые он провел в катакомбах, сражаясь с лютым врагом.

Только что в начале этого года отыскалась Зина Бурдоносова. Она замужем, теперь ее фамилия Кощиенко, работает десятником-строителем. У нее двое детей. Коллектив завода железобетонных изделий в этом году избрал ее депутатом Ленинского районного Совета депутатов трудящихся города Керчи.

Нет, не задохнулся под тяжестью камней и Николай Арсеньевич Ефремов, порученец полковника Ягунова — командира гарнизона Центральных каменоломен. Выжил, потом сражался с врагом и был награжден орденом Красной Звезды. После войны дорога привела Николая Ефремова в Ташкент, в город его военной молодости. Здесь, в Ташкенте, двадцатилетним парнем, он окончил военное училище имени В. И. Ленина, прошел сквозь труднейшие испытания фронтовых лет. И сейчас он трудится в этом городе, городе мужественных людей, бесстрашно встретивших грозные атаки подземных бурь.

Только недавно ушел на пенсию лейтенант запаса Николай Власович Ромащенко, работавший многие годы механизатором в совхозе Краснодарского края. За честный труд он был награжден правительственной наградой. Он приезжал ко мне и предлагал организовать сбор денег на сооружение памятника геройски погибшим бойцам при обороне Аджимушкайских каменоломен, прикидывал, сколько осталось в живых солдат Аджим-Ушкая, чтобы написать им о добровольных взносах, и все рассказывал и рассказывал о своих командирах и товарищах по катакомбам с теплотой и нежностью: о Ягунове, Левицком, Бурмине, Парахине и о многих других.