Адъютант генерала Май-Маевского - [35]

Мы уже знали через Голубева (Храмцева), что «барон» — провокатор. Я немедленно послал Гордиенко, Яшу Вульфсона, Гаузе, Шарого, Воробьева и Ахлестина за «бароном». Мы, замаскированные кустарником, несколько часов тер­пеливо выжидали проезда Мацкерле. Дождались и любезно предложили прогуляться.

— Где здесь товарищ Макаров? — было первое слово Мацкерле.

Я ответил:

— Макаров ушел в обход по частям, но я его замести­тель, Прилуцкий. Чем могу служить?

— Очень приятно. Вы обо мне, вероятно, слышали. Я — известный подпольный работник, «барон» Мацкерле, прибывший из Одессы.

— Скажите, барон, откуда вы знаете Макарова?

— Как же не знать Макарова? Я с ним вместе сидел в крепости.

«Барон» путался, краска и бледность сменялись на его лице.

В этот момент адъютант спросил меня:

— Товарищ Макаров, можно отряду ужинать? Ужин готов.

— Конечно.

Стоявший у костра «барон» вздрогнул и, как бы ста­раясь лучше меня разглядеть, проговорил:

— Вы — товарищ Макаров? Как вы изменились!

— Я вас не узнаю .

— Зато я вас знаю: я очень много знаю о вас.

— Не будем, «барон», играть в прятки. Мне ваша дея­тельность тоже известна. Скажите, зачем вы пришли в казарму? Спрашивая меня, вы пытались узнать числен­ность отряда у объездчиков Евграфа?

«Барон», совсем растерявшись, ответил:

— Товарищ Макаров, у меня есть отряд в шестьдесят человек и восемь пулеметов и можно взять два легких орудия.

Последние два слова рассмешили товарищей, а я рас­сказал анекдот о четырех случаях с Иисусом: «верю и не верю».

Александровскому, Камову, Воробьеву, Гордиенко я сказал:

— У вас достаточно материала: возьмите его!

А «барону»:

— Мы вас предаем горному военно-революционному три­буналу. Расскажите, как удалось вам бежать из числа двадцати четырех, захваченных на Корабельной стороне?

По словам Мацкерле, выходило так: затрещали пуле­меты, дверь квартиры открылась, появился юнкер, сказа­вший: «Именем закона вы...». Крылов выстрелил в него

в упор, юноша упал. Воспользовавшись суматохой, «ба­рон» выбросился в окно и убежал вместе с группой юнке­ров, которые от страха не заметили чужого.

Мне надоело слушать россказни Мацкерле, я передал его на допрос ревтрибуналу, а сам сел у костра глубоко задумался. По аналогии, мне припоминался провал коми­тета, в котором председательствовал брат. Как будто кто- то развертывал передо мной страницы книги его суровой революционной жизни.

Владимир был старше меня на три года. Он кончил церковно-приходскую школу первым учеником. Страстно хотел учиться дальше, а бедность принудила его сделаться учеником в переплетной мастерской дяди Асманова. Еще мальчиком Владимир стремился уехать из Скопина.

И он оставил мать и родных, чтобы уехать в Балашов, Саратовской губернии. Здесь Владимир работал в пере­плетных при типографиях и принимал активное участие в первомайских демонстрациях, организовывал маевки. Жажда новых мест увлекла брата в Севастополь. Здесь он работал переплетчиком в Доме трудолюбия. Заве­дывающий оценил яркие способности брата и назначил его смотрителем. Конечно, из этого повышения ничего вы­годного для заведывающего не получилось. Вместо верного сторожевого пса, заведывающий приобрел в новом смотри­теле друга и заступника рабочих и вскоре вышиб брата с места.

Новый хозяин Владимира, Гладун, бывший офицер, участ­ник севастопольской обороны, приходил в ужас от сво­бодолюбия своего работника и в восторг от его работо­способности и инициативы. Смешно было слушать, как горячо спорили на политические темы Гладун с Влади­миром.

Брат часто мечтал: «Соберу немного денег вместе с товарищами открою мастерскую. Тогда Гладуны не будут нас эксплуатировать».

В империалистическую войну Владимир тянул военную лямку в 32 зап. пех. полку, в гор. Симферополе. Болезнь освободила Владимира от военной службы. Он осуществил свою мечту: вместе с товарищами открыл небольшую переплетную мастерскую. Много читал, работал в профсоюзе секретарем, распространял нелегальную литературу. В на­чале гражданской войны вступил в ряды РКП(б) и всецело отдался партийной работе.

Я думаю о последних днях брата. У истекающего кровью вырывали признание. Но он и его товарищи умерли молча за великую идею. А в это время, гнусная, продажная тварь, вроде «барона» Мацкерле, подготовляет провал та­ким же честным лучшим товарищам. Так бы и ворвался в палатку и собственной рукой застрелил провокатора!

«Барона» допрашивали всю ночь. Он сбивался, на неко­торые вопросы совсем не отвечал. Наши трибунальщики приговорили его к смерти, но посоветовали на всякий слу­чай поговорить откровенно со мной.

Провокатора подвели ко мне. Он дрожал всем телом и был бледен, как мертвец.

— «Барон», даю вам десять минут на размышление. Если хотите, чтобы я вас зачислил в полк, то расскажите, каким образом получился провал? Иначе я соглашусь с мнением ревтрибунала и подпишу приговор. Мне все из­вестно от подпольного комитета Голубева.

— Товарищ Макаров, я вам все расскажу, только на­едине.

— Говорите при всех.

Провокатор, дрожа за свою подлую жизнь, собирался с мыслями.

— Расскажите правду, и я зачислю вас в полк до при­хода соввласти: дам вам возможность искупить вину бое­выми действиями.