Адъютант генерала Май-Маевского - [17]
Кутепов крепко пожал мне руку и дал честное слово.
Я направился в кабинет и доложил Май-Маевскому о прибытии генерала Кутепова.
Вошел генерал Кутепов со словами:
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство.
Все генералы титуловали Май-Маевского ваше высокопревосходительство, хотя он был в чине только лишь генерал-лейтенанта. И когда я ему однажды сделал намек, почему он не полный генерал, Май-Маевский сказал:
— Меня может произвести только государь император, но не Деникин, а если они меня называют с добавлением «Высоко», это их дело, я на них не обижаюсь.
Май-Маевский встал, протянул через стол руку генералу Кутепову, поздоровался и жестом пригласил садиться в кресло.
Кутепов делал доклад о состоянии своего корпуса.
Во время доклада с лица Кутепова не сходила ироническая улыбка. Я очень боялся, что он может коснуться Юзефовича, но Кутепов оказался достаточно выдержанным — сдержал свое слово.
Ушел Кутепов, а через несколько дней является Юзефович.
Точно такой же подход с моей стороны был и к Юзе- фовичу, как и к Кутепову, но Юзефович оказался невыдержанным.
Оставаясь у Май-Маевского после доклада о состоянии своего корпуса, Юзефович, прощаясь с Май-Маевским, сказал:
— Ваше высокопревосходительство, если у меня есть какие-нибудь недочеты в корпусе, я их постараюсь исправить, но о других корпусах говорить не буду.
Май-Маевский был в хорошем расположении духа, не вникнул в смысл его слов и, смеясь, ответил:
— Полно, дорогой, беспокоиться. Ваш корпус один из лучших, у вас все благополучно.
Юзефович ушел, а результат таков; на стыке между Донской и Добровольческой армиями, кавалерия красных произвела прорыв. Конница появилась южнее Купянска. Корпус Кутепова выдержал ряд яростных атак противника.
Май Маевский поражался неудачливому медлительному маневрированию корпуса Юзефовича, и когда Юзефович явился к нему, докладывая о невозможности преградить путь кавалерии красных, приведя ряд доводов, Май-Маевский согласился с ним.
При выходе, я спросил Юзефовича:
— Ваше превосходительство, почему вы не поддержали корпуса Кутепова?
На что он, смеясь, мне ответил:
— Пусть его потреплют, у него очень хороший корпус.
ХИТРАЯ МЕХАНИКА
Красноармейцы, попавшие в плен, прежде всего подвергались тщательному осмотру «опытных» командиров, в роде Туркула или Монштейна («безрукий чорт»).
Пленных выстраивали рядами, подавалась команда «смирно!» Белый командир, проходя по фронту, здоровался с пленными и требовал выдачи комиссаров и комсостава. Если пленные отказывались — командир приступал к «осмотру». Комиссарство определялось по лицу. Отобранных выводили из строя. Они приводили ряд оправданий, доказывали свою непричастность к комиссарству. Эти оправдания вызывали только усмешки белых офицеров.
— Вы все люди темные и ничего не знаете, а комиссарить, небось, умеете.
Мнимых уличенных расстреливали. Остальных пленных отправляли в глубокий тыл на формирование, или, как белые выражались, «профильтроваться». Пленные попадали в города, помещались в казармы, как бы на военную подготовку. На самом деле, это было продолжение «осмотра». Контр-разведчики, симулируя недовольство действиями Добрармии, устанавливали настроение пленных. Смерть грозила за малейшее проявление симпатии к советской власти.
Пленные жили в тылу одной мыслью, что их пошлют на фронт, где они могут свободно перейти к своим. Белые прекрасно учитывали настроение красноармейцев и принимали свои меры.
Перед отправкою на фронт пленным выдавалось английское обмундирование с вышитыми эмблемами на рукавах — череп и крестообразные кости с надписью: «корниловцы». Погоны были крепко вшиты.
СМОТР «КОРНИЛОВЦЕВ»
Когда докладывали Май-Маевскому, что полк готов, он, смеясь, спрашивал:
— Настоящие корниловцы?
— Так точно, можно отправлять,—рапортовали начальники «фильтра», после чего пленных распределяли по частям, вперемежку с добровольцами. На фронте мнимых «корниловцев» заставляли итти вперед, а сзади шли верные сыны «Единой Неделимой» с пулеметами: при малейшем отступлении передовые части расстреливались пулеметным огнем. Вот почему пленные в форме корниловцев, марковцев, дроздовцев шли вперед, ведя борьбу со своими.
Еще до наступления белые распустили слухи, что красные не берут в плен корниловцев, марковцев и дроздовцев, расстреливая их на месте. За срыв эмблемы (хотя это трудно было сделать) грозила смерть.
МАЙ-МАЕВСКИЙ НЕДОВОЛЕН
— Ваше превосходительство! Полковник Щукин просит принять.
Полковник Щукин доложил, что генерал Деев[5] изобличен в темных сделках по заключению договоров о снабжении армии.
— Если есть хищение, следует обратить внимание на лиц, в ведении коих находятся склады, — сказал Май-Маевский: — что касается невыгодных договоров, вы мне представите ваши данные; тогда я Деева устраню и предам суду. Пока что назначу ревизию. Путем тонкого подхода выясните срочно, где куплены Деевым крупные брильянты. А теперь скажите, как обстоит дело на заводах и фабриках? ,
— Ваше превосходительство, на заводах полное успокоение. Замечается лишь небольшой ропот рабочих из за заработной платы и часов работы. Этому способствуют агитаторы. Я принимаю решительные меры. Надеюсь в скором времени ликвидировать.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.