Адъютант Бонапарта - [25]

Восстание происходит 13 вандемьера (4 октября) 1795 года. Двадцатитысячная толпа вооруженных парижских буржуа, возглавляемая роялистскими повстанцами, атакует здание Конвента. Но несостоявшийся реорганизатор турецкой артиллерии не спит. Он перекрывает своими пушками улицу Сент-Онорэ и несколькими орудийными залпами предотвращает государственный переворот.

Этих орудийных залпов по толпе Париж никогда ему не простит. Новое прозвище «генерал Вандемьер» пристанет к нему на долгие годы, и об этом ему будут постоянно напоминать в самые тяжелые минуты жизни. Но пока что Республика спасена, и спасена карьера ее защитника. Власть над Францией переходит к новому правительству – Директории, состоящей из пяти человек.

В ее состав входят два человека, полностью оценившие таланты Бонапарта: его покровитель, циничный и продажный бывший аристократ Поль Баррас и «организатор победы», специалист по армейскому делу Лазар Карно.

В награду за подавление мятежа Наполеон получает звание дивизионного генерала и добивается благосклонного внимания директоров к его планам итальянской кампании. Отношения его с правительством делаются все более тесными по причинам личного характера. Молодой генерал без памяти влюбляется в подругу Барраса, графиню Жозефину де Богарне, которая была старше его на шесть лет (при случае стоит вспомнить, что вдову де Богарне, приговоренную в 1793 году к смерти, спас от гильотины поляк доктор Марковский, исполнявший в го время обязанности главного лекаря парижских тюрем). Всемогущий директор Баррас, рассчитывая на то, что через Жозефину он сможет полностью подчинить себе влюбленного артиллериста, содействует его карьере. В начале марта 1796 года дивизионный генерал Наполеон Бонапарт (итальянское «у» все чаще выпадает из его фамилии) получает желанное назначение главнокомандующим Итальянской армией. Спустя неделю и за два дня до отъезда на итальянский фронт он женится на графине де Богарне.

Юзеф Сулковский узнал об этих фактах уже из парижских газет. Он вернулся во Францию в первые месяцы 1796 года, утомленный трехлетними скитаниями и приключениями, удрученный неудачей восстания в Польше и абсолютно неприязненно относящийся к дипломатической службе. Все, что он сейчас делал, оказалось ненужным. На его счету не было еще ни одного славного подвига, он так и не продвинулся ни на шаг в направлении к командованию армией.

Первое столкновение с директорианской Францией должно было быть для нашего якобинца довольно неприятным. Боевой, революционный Париж, который он покинул в 1793 году, за время его отсутствия превратился в город торжествующей буржуазии. Орудийные залпы Бонапарта спасли, правда, республиканский строй, но не смогли спасти его социальной сути. Революция была окончательно заглушена безыдейным термидорианским правлением.

«Польский Сен-Жюст» очутился вдруг посреди безудержной спекуляции, оппортунизма, торговли чинами, разнузданных развлечений и политических интриг, берущих начало в литературных салонах. Для суровой, спартанской натуры Сулковского растленность Директории должна была быть чем-то исключительно отвратительным и отталкивающим. Спасение от нее он мог найти только в армии. Только в армиях, сформированных и руководимых Карно, еще жил якобинский дух. Итальянская, Рейнско-Мозельская и Самбро-Маасская армии по-прежнему разносили по Европе лозунги и завоевания французской революции, той революции, которой уже не было в самой Франции.

Сразу же после возвращения Юзеф возобновил попытки получить службу в армии. И вот чудеса! Буржуазный Париж Директории оказался благожелательнее к молодому якобинцу, чем былая столица санкюлотов. Старые знакомые Сулковского уже были на хороших постах и могли оказать ему эффективную помощь. Александр-Русслен Сент-Альбен занимал должность секретаря при имевшем большие связи штабисте генерале Шерене. Петр Малишевский, женившись на француженке Франсуазе Виктории Вентуре де Паради и «отсидев» в робеспьеровской тюрьме, имел вес во влиятельных кругах парижской буржуазии. Две эффектные merveilles, «египтянка» и ее безымянная сестра, очаровывали новых правителей модными декольте до талии и заправляли в литературно-политических салонах мадам Тальен, мадам Рекамье и писательницы Фанни де Богарне, тетки Жозефины Бонапарт.

Благодаря стараниям добрых друзей Юзеф вскоре завязал личное знакомство с генералом Луи Шереном, доверенным человеком генерала Лазара Гоша, известного тем, что он подавил мятеж в Вандее. Шерен, в гражданской жизни специалист по геральдике и генеалогии, видимо, питал слабость к людям со сложной родословной, так как отнесся к Сулковскому самым благожелательным образом и тут же написал рекомендательное письмо к военному министру Петье. Подобное же письмо пошло к Петье от министра иностранных дел Делакруа, которого предварительно «обработал» находящийся в дружеских отношениях с Юзефом посол Декорш.

Юзеф, видя, что его карьера наконец-то стронулась с места, сам решил придать ей должное направление. 8 апреля, 1796 года он обратился к министру Петье с просьбой назначить его в Итальянскую армию, которой командовал Бонапарт. Биографы Сулковского, а в особенности французские, постоянно подчеркивают этот факт как доказательство того, что Сулковский уже тогда избрал Наполеона своим предводителем. Но это довод не совсем убедительный. 8 апреля в Париже Бонапарта еще не принимали очень всерьез. Народ обвинял его в том, что он ради карьеры пролил кровь парижан (13 вандемьера от его пушек гибли не только роялисты). В салонах высмеивали его поспешный брак с любовницей Барраса, а о его итальянских успехах еще никто ничего не знал, так как первые известия о победе под Монтенотто пришли в столицу только спустя неделю. Поэтому я склонен предполагать, что Сулковский, просясь в Итальянскую армию, выбирал не столько полководца и учителя, сколько место для своих будущих подвигов. Италию он знал уже довольно хорошо по первоначальной стадии своей неудачной поездки на Восток. Тогда он написал несколько глубоких исследований о политической и социальной структуре этой страны. Он живо интересовался итальянским движением за независимость и объединение страны. Позднее в парижском салоне миланской эмигрантки синьоры Беккариа, куда ввел его Малишевский, он завязал близкие отношения с радикальными итальянскими патриотами. А кроме того, что имело значение при его памятливой натуре, ему надо было уладить кое-какие счеты с реакционным венецианским правительством, которое три года назад столь нелюбезно выпроводило его со своей территории.