Адвокат шайтана - [16]
«Пока Настю дождёшься, можно в голодный обморок упасть! — начал я оправдываться перед монгольской стражей, схватившей меня за это преступление во время моего исторического путешествия, — она всё время опаздывает. Я однажды полтора часа прождал её на морозе…». Но суровые азиаты были непреклонны. К тому же, они не понимали по-русски. Уже когда я, связанный по рукам и ногам, должен был быть брошен палачом через колено и оставлен со сломанным позвоночником мучительно умирать в бескрайней степи, появилась Настя. Заметив её, воины Чингисхана, со свистом пригрозив мне кривыми саблями, исчезли. Небо шокирующей Азии свернулось в точку на потолке.
— Приветик. Давно ждёшь? — усаживаясь за столик, спросила Настя. В ярко-оранжевой блузке с пышными, многослойными кружевами она была похожа на пушистую гусеницу.
— С незапамятных времён.
— Это просто шоу Бени Хилла! — вместо извинения Настя начала с напущенным негодованием рассказывать о причине столь длительной задержки: — Представляешь, я два часа проторчала с клиентосами в нотариальной конторе, чтобы удостоверить документы. Дождались, зашли, а эта противная тётка говорит: «Вы, товарищ адвокат, неправильно их составили. Я только свои образцы удостоверяю». Понятно, деньги вымогала. Спорить бесполезно. Искать другого нотариуса? Так там то же самое. Пришлось соглашаться на её дебильный проект. Пока помощницы впечатывали фамилии и реквизиты, ушёл ещё час. С этими нотариусами вообще беда — их мало, вот народ и готов им втридорога платить, чтобы не стоять в очередях, чтобы без задержек, без волокиты. А нотариусы, конечно, борзеют. Ставят свои условия.
Да, это правда. Отечественный нотариат до начала девяностых представлял собой женское сообщество калек, недоучек и неудачниц, которым не суждено было занять почётное место в органах советской юстиции. Однако, когда страну захлестнула волна приватизации, потребность в разного рода нотариальных услугах резко возросла. В захолустные нотариальные конторы выстроились очереди, и, чтобы туда никогда не заросла народная тропа, в законодательство о нотариате вкралась безобидная, на первый взгляд, норма о том, что численность нотариусов в том или ином регионе определяется по согласованию нотариусов с местными органами юстиции, т. е. были введены квоты. Итогом таких «согласований» стал банальный коррумпированный сговор — нотариусов оказалось слишком мало для населения. Так, на ровном месте появилась проблема искусственного дефицита нотариальных услуг. Попасть в кабинет нотариуса стало также проблематично, как и в кабинет высокого чиновника, а чтобы стать хозяином такого кабинета, например, в Москве, претенденту придётся заплатить нотариальной мафии сотни тысяч долларов.
Во время ужина, наблюдая за Настей, ожидая, как мне казалось, удобного момента для того, чтобы расспросить её о подозреваемом в интимной связи с ней (которого она прятала под легендой о водителе), я вдруг испытал неловкость от осознания того, что моя неудача раз и навсегда покорить Настю могла быть вызвана моей недоразвитой в эпоху советского пуританства сексуальностью. Иначе говоря, «игрушками» я никогда не пользовался и «экспериментировать» не умел. А Настя в постели почему-то часто поворачивалась ко мне спиной, ложась на живот, подставляя свой широкий зад. «Бедняжка! — мысленно сокрушался я, разглаживая целлюлитные вмятины на её пухлых ягодицах. — Твои предыдущие любовники были любителями анального секса?». Конечно, я бы так не подумал, будь Настя помоложе лет на десять. Тогда её поза была бы воспринята мной как щепетильная привычка некоторых юных барышень до замужества сохранять свою драгоценную девственность путём допуска своего секс-партнёра только к анальному входу. Но Насте было уже за тридцать. Откуда была эта поза?
— И давно ты, это самое, с драйвером? — стараясь не задираться, двусмысленно спросил я, не дожидаясь, когда Настя закончит совокупляться с едой.
— Отстань, — даже не посмотрев в мои глаза, отмахнулась от моего вопроса Настя и прильнула к поросячьей рульке.
Я понял, что разговорить упёртую Настю, уже решившую только отмахиваться от моих вопросов краткими ответами, мне не удастся. Ладно, подумал я, в следующий раз… И в этот момент я обратил внимание на то, что Настя опять мельком взглянула на часы. Не более пяти минут назад она уже смотрела на этот же циферблат. «Вот ты себя и выдала, блядь!».
— Настёнок, а Настёнок…
Когда она посмотрела мне в лицо, я пристально заглянул в её глаза. Она же свой взгляд отвела влево, улыбнулась и утопила свои развесистые губы в пивном бокале.
— Пойдём в кино, — ласково предложил я, аккуратно вытирая салфеткой её нос.
— Нет, поздно уже, — замотала головой она. — Завтра мне рано вставать.
— Ещё только двадцать один тридцать — детское время, — взглянув на дисплей своего мобильного телефона, сказал я.
Я и не думал её уговаривать — моей целью было выяснить, куда и к кому она сейчас торопится. Интуиция уже подсказала мне, что обладатель мужского голоса, услышанного мною при телефонном разговоре с Настей сегодня утром, навестит её и вечером. А может, она сама собирается нанести ему ответный визит? Я продолжил осторожное прощупывание измены.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».