Адское Воинство - [74]

Выйдя на Бонвальскую дорогу, Адамберг решил на сей раз воздержаться от сбора ежевики и целиком сосредоточиться на том, что он видел вокруг, что могло попасться на глаза Лео. Возле поваленного дерева, на котором они сидели вдвоем, он напряженно задумался об этом дереве, потом несколько раз обошел вокруг заброшенной часовни Святого Антония. Святой Антоний, как считается, помогает найти потерянные вещи. Его мать, потеряв какую-нибудь мелочь, тут же начинала бормотать монотонную надоедливую присказку: «Святой Антоний, угодник Божий, любую пропажу найти поможет». В детстве Адамберга возмущало, что мать не стесняется беспокоить святого ради потерянного наперстка. А вот ему самому Антоний помочь не захотел: на Бонвальской дороге не нашлось ничего интересного. Решив пройти ее в обратном направлении, он шагал медленно и внимательно всматривался во все, что его окружало. Потом уселся на поваленный ствол и положил на выгнутый кусок коры несколько горстей ежевики, которые все же насобирал за последние несколько минут. И стал просматривать в телефоне фотографии, присланные Ретанкур, сравнивая их с теми, что дал ему Вальрэ. Сзади захрустели ветки, и из кустов выскочил Лод, веселый и довольный, как деревенский парень, которого только что осчастливила работница с фермы. Лод положил свою слюнявую морду на колено Адамберга и взглянул на него с тем умоляющим видом, на какой способны только собаки. Адамберг похлопал его по лбу.

— Сейчас будешь клянчить сахар? Но у меня его нет, старина. Я ведь не Лео.

Но Лод не унимался, для большей убедительности он положил на брюки Адамбергу запачканные грязью лапы.

— Сахара нет, Лод, — с расстановкой произнес Адамберг. — Сахар получишь у бригадира, в шесть часов. Хочешь ежевики?

Он предложил псу одну ягодку, но тот с презрением отвернул нос. Словно осознав тщетность своих усилий или безнадежную тупость этого субъекта, Лод стал скрести когтями землю у ног Адамберга, и опавшие листья разлетелись во все стороны.

— Лод, ты нарушаешь жизненные процессы в гниющих листьях.

Пес сделал шаг назад и опять уставился на Адамберга. Он то наклонял морду к земле, то поднимал ее к самому лицу комиссара. При этом его коготь зацепился за маленькую белую бумажку.

— Да, Лод, я вижу, это обертка от сахара. Но она пустая. Она давно тут валяется.

Адамберг отправил в рот горсть ежевики, а Лод не оставлял его в покое, переставлял лапу с места на место, пытаясь что-то втолковать этому двуногому, который никак не мог его понять. За минуту Адамберг подобрал шесть оберток от сахара, валявшихся здесь уже давно.

— Они все пустые, старина. Знаю, Лео всегда давала тебе сахар после твоих подвигов на ферме. Понимаю, ты разочарован. Но у меня сахара нет.

Адамберг встал и отошел на несколько метров, решив избавить Лода от его навязчивой идеи. Пес, тихонько поскуливая, побежал за ним. Вдруг Адамберг вернулся к дереву и сел на него точно в том месте, где сидел тогда рядом с Лео. Он постарался как можно полнее восстановить в памяти эту сцену, первые слова, которыми они обменялись, приход собаки. Если с запоминанием слов у Адамберга дело обстояло из рук вон плохо, то зрительные образы он, наоборот, запоминал с необыкновенной точностью. Сейчас он видел жест Лео так ясно, словно это был рисунок тушью на белой бумаге. Лео не выкидывала обертку от сахара, потому что обертки не было. Она доставала кусочки сахара прямо из кармана и бросала их Лоду. Не в ее духе было носить с собой сахар в упаковке, и ей было наплевать, что ее карманы, пальцы или кусочки сахара могут запачкаться.

Он аккуратно подобрал шесть грязных оберток от сахара, которые Лод выкопал из-под листьев. Кто-то еще лакомился здесь сахаром. Эти бумажки пролежали недели две рядышком, словно их набросали одну за другой в какой-то определенный момент. Ну и что ему это дает? На первый взгляд — ничего, но ведь дело было на Бонвальской дороге. Допустим, некий подросток пришел сюда ночью и, усевшись на поваленное дерево, стал ждать, когда мимо пронесется Адское Воинство, — некоторые таким образом демонстрируют свою храбрость, — а чтобы подкрепиться, съел несколько кусочков сахара. Или, быть может, он караулил здесь в ночь убийства? И видел убийцу?

— Лод, — сказал он псу, — ты показывал эти обертки Лео? Ты надеялся таким образом выпросить у нее добавку?

Адамберг мысленно перенесся в больничную палату, где старая женщина сказала ему всего три слова: «Хэллоу, Лод, сахар». Теперь эти слова обрели для него новый смысл.

— Лод, — повторил он, — Лео видела эти бумажки, так ведь? И я даже могу тебе сказать когда. В тот день, когда она обнаружила тело Эрбье. Иначе зачем бы она стала говорить об этом в больнице, из последних сил? Но почему она ничего не сказала мне вечером, за ужином? Думаешь, она догадалась не сразу, а только потом, когда было уже поздно? Как я? Только на следующий день, да? Но о чем она догадалась, Лод?

Адамберг осторожно засунул обертки в задний карман брюк, где лежал конверт с фотографиями.

— Так что, Лод? — продолжал он, свернув на короткую тропинку, по которой шел тогда с Лео. — О чем она догадалась? О том, что кто-то стал свидетелем убийства? Но откуда она могла знать, что бумажки появились там именно в ту ночь? Потому что приходила туда с тобой накануне и бумажек еще не было?