Адское Воинство - [112]

— Зря вы сняли с него наручники, — стараясь говорить как можно более ровным голосом, заметила Ретанкур. — Вспомните о бегстве Мо. Стоит допустить малейшую неосмотрительность — и задержанный ударяется в бега.

Адамберг поглядел ей в глаза и увидел в них откровенный иронический вызов. Как и Данглар, Виолетта прекрасно поняла, что произошло с Мо, но решила молчать об этом. Хотя наверняка не одобряла план Адамберга, рискованный и с непредсказуемым результатом.

— Но ведь на этот раз здесь вы, Ретанкур, — с улыбкой ответил Адамберг. — Поэтому нам ничего не грозит. Мы ждем Бурлана, — сказал он, поворачиваясь к Эмери. — Я не правомочен допрашивать тебя в жандармерии, где ты еще числишься офицером. Но перестал быть начальником. Бурлан будет расследовать твое дело в Лизьё.

— Вот и хорошо. Бурлан, по крайней мере, считает нужным придерживаться фактов. А про тебя всем и каждому известно, что ты вечно витаешь в облаках, и в органах правопорядка, будь то жандармерия или полиция, твое мнение и в грош не ставят. Надеюсь, ты это знаешь?

— Так вот почему ты настоял, чтобы я приехал в Ордебек? Или потому, что думал, будто я окажусь сговорчивее твоего коллеги, который и близко не подпустил бы тебя к расследованию?

— Потому что ты ноль, Адамберг. У тебя в голове ничего нет, только туман и слякоть. Ты безграмотное ничтожество, органически неспособное рассуждать.

— Ты хорошо осведомлен.

— Естественно. Это было мое расследование, и я не хотел, чтобы сюда приехал какой-нибудь сообразительный легавый и забрал его у меня. Как только я увидел тебя, сразу понял: все, что о тебе говорят, правда. И я смогу спокойно работать, пока ты будешь блуждать в своих потемках. Ты здесь и пальцем не шевельнул, Адамберг, ты ни черта не сделал, и это может подтвердить каждый. Даже местная пресса. Единственное, что ты сделал, — помешал мне арестовать этого негодяя Иппо. Зачем ты его защищаешь? Тебе самому, по крайней мере, это известно? Очевидно, чтобы не тронули его сестру. Мало того что ты ничего не стоишь как сыщик, так ты еще и сексуально озабоченный. Здесь, в Ордебеке, ты только и делал, что пялился на ее грудь и возился со своим дурацким голубем. Не говоря уже о том, что тобой интересуется отдел собственной безопасности. Они приезжали сюда, прочесывали весь город и что-то вынюхивали. Чем ты тут занимался, Адамберг?

— Подбирал обертки из-под сахара.

Эмери открыл рот, вздохнул и промолчал. Адамберг догадался, что тот хотел сказать: «Идиот несчастный, много толку тебе от этих оберток!»

Ага, значит, на них не будет отпечатков. Девственно чистые бумажки, и больше ничего.

— Думаешь, эти бумажки помогут тебе убедить присяжных?

— Ты кое-что забыл, Эмери. Данглара пытался убить тот же преступник, который перед этим убил трех человек.

— Разумеется.

— Это крепкий парень, который оказался еще и хорошим бегуном. Ты, как и я, сказал, что убийства совершил Дени де Вальрэ и он же назначил Данглару встречу на станции в Сернэ. Так написано в твоем первом отчете.

— Разумеется.

— И он покончил жизнь самоубийством, когда секретарь ассоциации стрелков сообщил ему, что против него начато расследование.

— Не ассоциации стрелков, а клуба «Форпост».

— Называй как хочешь, меня это все равно не впечатляет. Мой прапрапрадед, если тебе интересно, во время Наполеоновских войн попал на фронт новобранцем и погиб в двадцать лет. Его убили при Эйлау, вот почему это название мне запомнилось. Мой предок лежал, увязнув в грязи по колено, а твоего в это время чествовали как победителя.

— Значит, невезение — это у тебя наследственная болезнь, — улыбаясь, сказал Эмери. Его осанка была прямее, чем когда-либо, он непринужденно обхватил рукой спинку стула. — Тебе придется повторить судьбу предка, Адамберг. Ты уже по пояс в грязи.

— Дени покончил с собой — так ты написал в отчете, — потому что понял: его обвиняют в тяжких преступлениях. В убийстве Эрбье, Глайе и Мортамбо, а также в попытке убийства Лео и Данглара.

— Верно. Ты ведь не удосужился прочитать заключение судебно-медицинской экспертизы. У него в крови была лошадиная доза транквилизаторов и антидепрессантов, а еще — почти пять граммов алкоголя.

— Ну и что? Совсем нетрудно влить все это в горло человеку, если ты его предварительно оглушил. Потом поднимаешь ему голову, и у него срабатывает глотательный рефлекс. Но скажи мне о другом, Эмери: почему Дени хотел убить Данглара?

— Ты сам мне это объяснил, ловец облаков. Потому что Данглар узнал правду о брате и сестре Вандермот. Потому что видел у Лины на спине пятно, формой напоминающее насекомое.

— Ракообразное, — поправил его Адамберг.

— Да плевать я на это хотел! — вскипел Эмери.

— Я тебе это сказал, но я ошибся. Скажи, каким образом Дени де Вальрэ мог бы так быстро узнать, что Данглар видел ракообразное? И не только видел, но и сообразил, что означает эта отметина? При том, что я сам узнал это только вечером, перед его отъездом в Париж?

— Слухами земля полнится.

— Я так и предположил. Но я звонил Данглару, и он заверил меня, что не говорил об этом никому, кроме Вейренка. Между обмороком графа и появлением записки в кармане Данглара прошло совсем мало времени. Когда Данглар поднял с пола шаль Лины и накинул ей на плечи, а потом увидел голую спину графа и удивленно уставился на фиолетовое пятно, при этом присутствовали Вальрэ-старший, доктор Мерлан, медицинские сестры, тюремные охранники, доктор Эльбо, Лина и ты. Охранников и Эльбо можно исключить сразу, они не имеют никакого отношения к этой истории. Как и медицинских сестер: они никогда не видели родимое пятно на спине у Лины и Иппо. Лина тоже не в счет: она никогда не видела спину графа.