Адская ширма - [111]

Тот задумался.

— Нет, раньше. Он дал мне пять монет.

— Лодка есть, весел нет, — пробормотал себе под нос Кобэ и попробовал по-другому: — Дочка твоего хозяина и ее муж виделись с господином Нагаокой? Говорили они с ним?

Но удача, похоже, окончательно отвернулась от Кобэ, потому что мальчишка только покачал головой и сказал:

— Может, говорили, а может, нет.

— А как насчет лошади господина Нагаоки? Не забыл он ее здесь?

Мальчишка заулыбался:

— За лошадкой присматривал я.

Кобэ только вздохнул и отпустил его. Ясабуро снова завел речь о двуличности Харады, но Кобэ грубо оборвал его:

— Заткнитесь! Вы и так уже влипли по уши. — И он снова принялся расхаживать по комнате и бормотать себе под нос.

Через некоторое время Ясабуро предпринял новую попытку.

— Должен вам признаться, господин начальник полиции, что я не меньше вашего удивлен бегством Харады, — сказал он. — Должно быть, это означает, что он замешан в этом убийстве. Откровенно говоря, я всегда недолюбливал этого человека. Вечно он нес какую-то чепуху, и я всегда считал его полоумным, но я и предположить не мог, что он способен на убийство. Он знал про восемнадцать слитков серебра и наверняка подумал, что у Нагаоки имелось при себе больше. Харада пьет запоем, и никто не знает, чем он занимается в столице. Может, играет на деньги. — Ясабуро беспокойно поглядывал на помост, где Акитада все еще разглядывал музыкальные инструменты.

— Интересно, профессор Ясабуро, что же заставило вас нанять к себе на службу такого ненадежного человека, как Харада? — спросил Акитада.

Ясабуро заерзал.

— Ну… видите ли, он был моим коллегой. Потерял работу в университете из-за пьянства, в котором погряз после смерти семьи. Оспа скосила их. Зато он отлично управляется с цифрами. Пальцы его так и пляшут по счетной доске, а счета ведет просто безукоризненно. Он не получает от меня ни капли вина, когда работает, но раз в месяц я отпускаю его на несколько дней в столицу. — И, видя в глазах слушателей недоверие, он неохотно прибавил: — К тому же он соглашался работать задешево.

Акитада продолжил осмотр комнаты. В нише на стене прямо над вазой с сухими ветками висел каллиграфический свиток. И свиток, и выступ, на котором стояла ваза, были покрыты толстенным слоем пыли, зато сундук рядом с ними выглядел совершенно чистым. Акитада из праздного любопытства открыл его. Сундук был набит роскошными платьями, поверх которых лежала резная маска, изображавшая какое-то сказочное существо. Он уже хотел спросить у Ясабуро. не имели ли его дочери отношения к театру, да тут же передумал.

Теперь уже стало очевидно, что Хараде все-таки удалось удрать. Кобэ прекратил расхаживать по комнате и встал перед Ясабуро.

— Вы поедете с нами в столицу, и там мы продолжим допрос. Можете взять с собой что-нибудь из одежды и денег — на них будете покупать еду у стражников.

— Это еще зачем? — захныкал Ясабуро. — Я же ничего не сделал! Вы не можете так поступить!

Пока Кобэ и Ясабуро собирались в путь, Акитада быстро обошел дом.

Когда-то и сам дом, и прилегающие к нему постройки вполне могли вместить целую семью и некоторое количество прислуги, но сейчас Ясабуро, похоже, занимал только одну комнату, потому что остальные, пыльные и неприбранные, имели совершенно нежилой вид. На Хараду и мальчишку Ясабуро, по-видимому, особенно рассчитывать не приходилось. И все же в другом крыле дома одна из комнат составляла исключение на фоне всеобщего запустения. Пол здесь был покрыт соломенными циновками, а по углам стояли сундуки с чистыми постелями. Имелось в этой недавно прибранной комнате также несколько жаровен и масляных ламп. Несомненно, именно здесь ночевала вторая дочь Ясабуро со своим мужем, когда приезжала к отцу.

Акитада вышел во двор. Там помощник Кобэ и его люди, угрюмые и злые, как раз только спешились. Харады с ними не было. Хорошо зная местность, он, конечно же, смог беспрепятственно улизнуть, не замеченный никем. В общем, Харада был теперь самой большой загадкой.

Кобэ и двое полицейских вывели Ясабуро. У того были связаны руки за спиной. Кобэ сказал:

— У одной из лошадей обнаружили клеймо столичной почтовой станции, а еще мои люди нашли яд. Мышьяк. Он утверждает, что припас его для птиц, но я уже предъявил ему обвинение. Доктор Масаёси сможет определить, что принял Нагаока. Ну как, готовы? Путь-то неблизкий.

Они поехали впереди остальных. Акитада ощущал смутную тревогу. Он спросил у Кобэ, что тот думает по поводу визита другой дочери и ее мужа.

— Мальчишка-то, видать, и впрямь полоумный! Сомневаюсь, что они как-то замешаны, но мы выудим правду из Ясабуро.

После этого они все время молчали, погрузившись каждый в свои мысли.

Последние открытия, по мнению Акитады, скорее только запутывали, нежели облегчали дело. Ведь до настоящего времени они даже не подозревали, что у погибшей женщины имелась замужняя сестра. И еще больше ставили в тупик эти пышные наряды в сундуке Ясабуро. Ясабуро утверждал, что потерял вкус к жизни с уходом из дома дочерей, но среди пыльных предметов в комнате он, похоже, все-таки выделял этот сундук и с явным благоговением относился к этим остаткам былого счастливого прошлого. Но пожалуй, больше всего Акитаду беспокоила эта подспудная связь с актерами. Она присутствовала буквально везде. Все, кто проходил по этому делу, так или иначе имели к актерам какой-либо интерес или были как-то связаны с ними.