Адская машина - [5]

В кустах на другой стороне улицы прятались какие-то люди, мужчины и дети, сбежавшиеся с окрестных дворов поглазеть на стрельбу и пожар. Колчин сбросил с плеч бронежилет, оставшись в светлой рубашке с короткими рукавами. Он видел задние фонари «Нивы», которые медленно удалялись и, кажется, уж готовы были скрыться из виду. Рука, поврежденная упавшим на нее куском листового железа, болела какой-то странной пульсирующей болью. Пальцы и предплечье наливались тяжестью и начинали неметь.

Колчин наддал. Без бронежилета под горку бежалось легко. Казалось, подошвы кроссовок не касаются земли. Но едкая пыль забивалась в бронхи и легкие, пересохшие губы потрескались и сочились кровью, в рот набился песок. За спиной Колчин слышал автоматные очереди и одиночные ружейные выстрелы. В горящем доме оставался один человек, бросать пушку и сдаваться он не хотел. Наверное, решил поджариться заживо. В темноте Колчин споткнулся обо что-то невидимое, о кочку или камень, и кубарем полетел на уходящую вниз дорогу. Перевернувшись через голову, вскочил на ноги и продолжил эту, казалось бы, безнадежную погоню.

Он добежал до развалин склада, где оперативники оставили свой транспорт, когда красные фонари «Нивы» уже потерялись в ночи. Молоденький прапорщик Саша Дроздов, оставшийся караулить машины, увидав окровавленное лицо Колчина, заляпанную грязью светлую рубашку, сделал шаг назад и вскинул ствол автомата. Но в следующую секунду узнал московского гостя.

— Что там? — округлил глаза парень.

— Ключи, — пролаял в ответ Колчин сиплым и низким голосом.

— В замке зажигания.

Колчин шагнул к «жигуленку».

— Можно я с вами?

— Подгони микроавтобус наверх, — приказал Колчин. — К горящему дому. Там раненые...

Хотелось выплюнуть набившийся в рот песок, но слюны не было. Во рту было сухо, как в пустом колодце. Колчин распахнул дверцу «пятерки», рухнул на сиденье, повернул ключ, включил передачу.

— У вас лицо в крови, — молодой прапор наклонился к Колчину. — Вы ранены?

Оставив вопрос без ответа, Колчин выжал педали. Машина сорвалась с места, выскочила на дорогу. Высоко подпрыгивая на кочках, понеслась по ухабистой кособокой грунтовке. Через пару минут в свете фар показалось стоявшее над дорогой облако коричневатой пыли, поднятое «Нивой».

Глава вторая

Левая рука тяжелела, не слушалась, пальцы теряли чувствительность. Боль от предплечья поднималась выше. Сломана ли рука или все же нет, можно было только догадываться. Колчину приходилось вести машину одной рукой. Он держал руль правой пятерней, время от времени, на одну-две секунды, отрывал ладонь от баранки, чтобы переключить передачи. Одной правой машину можно вести, если есть навык. Но дело осложняла глубокая ссадина на лбу. Кровь сочилась, густела, текла по векам, заливала глаза. Теряя дорогу, он поднимал вверх то правое, то левое плечо, стирал кровавые подтеки.

Пару раз машина съезжала в канавы, левым крылом сбивала штакетник заборов, снова выскакивала на дорогу. Вслед «Жигулям» лаяли испуганные собаки, из домов выскакивали люди, стараясь понять, что происходит. Кто-то из домовладельцев пальнул в воздух из охотничьего ружья. Колчин не слышал ни криков, ни собачьего лая, ни выстрелов, только свист ветра. Он потерял счет времени и километрам.

Задние фонари «Нивы» мелькнули далеко впереди и снова исчезли. Не сбавив хода, «Жигули» Колчина выскочили с грунтовки на асфальтовую дорогу, такую же темную и ухабистую. «Жигуль» повело юзом, взвизгнули покрышки. Казалось, машина вот-вот перевернется.

Через пару минут огни Махачкалы остались далеко позади.

Дорога то взлетала на склоны пологих холмов, то спускалась вниз, то снова поднималась вверх. И тогда можно было увидеть черное ровное, как бильярдный стол, пространство моря, уходящее к невидимому горизонту. Встречных машин не попадалось, Колчин видел впереди на трассе лишь два красных фонаря «Нивы». Расстояние между автомобилями стало заметно сокращаться.

— Все, ты мой! — прохрипел Колчин.

Мысленно он поправил себя: сейчас главное не слететь с трассы в обрыв. Кровь из раны никак не останавливалась, снова набегала на глаза. Но Колчин не мог оторвать взгляд от дороги, чтобы стереть кровь плечом. Он часто смаргивал веками, но это плохо помогало. Глаза слезились, контуры темной дороги раздваивались, меняли цвет, расплывались.

— Ты мой...

Сухой, облепленный песком язык едва ворочался. Сейчас Колчин отдал бы любые деньги за глоток паршивой соленой воды с тошнотворным травяным привкусом. Но полупустая фляжка осталась в разгрузочном жилете. Сжимая челюсти и щуря глаза, Колчин жал на газ. Слабый мотор «Нивы», видно, начал захлебываться. Расстояние между машинами продолжало сокращаться.

Глава третья

Пригород Махачкалы. 22 июля

Отлежавшись за стволом тополя, справившись с головокружением, майор Миратов решил действовать. Сейчас он жалел, что не разрешил сотрудникам взять на задание рации. Эти переговорные устройства, произведенные где-то в Юго-Восточной Азии, были ненадежны, выходили из строя от легкого удара. Но главное, во время работы издавали такое шипение, что оперативников легко можно было обнаружить во время боевого задания, и тому уже имелся печальный опыт.