Адская игра - [45]

Реальным источником надежды было заявление Большакова по Лаосу. Считая, что эту проблему Кеннеди унаследовал от своего предшественника, советское руководство приветствовало его призыв к созданию нейтрального Лаоса и предложило двум лидерам построить переговоры на основе этих совпадающих позиций. Москва считала, что принципиальное решение по Лаосу ускорило бы переговоры по Лаосу в Женеве, где советские представители обвинили Раска в неконструктивной позиции. Решение лаосской проблемы стало бы добрым знаком начала потепления отношения между сверхдержавами.

Но братья Кеннеди не должны были думать, что Москва собирается делать им и другие подарки. Большакову предписывалось критиковать политику Кеннеди по Берлину. Надо было дать понять, что в этом вопросе «имеются серьезные разногласия», которые могут подорвать все доброе, что могло быть достигнуто по Лаосу. «Мы хотим лишь юридически вместе с США, — сказал Большаков, — сохранить статус-кво». СССР надеется, что «руководящие круги западных держав проявят государственную мудрость и поймут позицию СССР в германском вопросе, поймут необходимость заключения мирного договора с Германией и решения вопроса о Западном Берлине». Большакову было рекомендовано закончить угрозой: «В противном случае Советскому Союзу не остается ничего иного, как вместе с другими заинтересованными государствами подписать мирный договор с ГДР со всеми вытекающими отсюда последствиями для Западного Берлина».

Наконец, советское правительство подняло проблему Кастро и Кубы. Роберт Кеннеди высказался ясно, что президент не хотел бы обсуждать этот вопрос в Вене. Тем не менее Москва желала получить гарантии неповторения Залива Кочинос. «Непонятно, что имел в виду Р.Кеннеди, когда в предыдущей беседе назвал кубинскую проблему „мертвой“. Если собеседник имел в виду сообщить, что правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние Дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы в Советском Союзе». Кремль считал, что мир на Карибах зависит прежде всего от США.

Советское правительство подчеркивало, что кубинцы желают нормализации отношений с Вашингтоном. В свете комментариев Роберта Кеннеди возможно сближение позиций Кубы и США. Советское руководство предписывало Большакову: «Подчеркните, что нормализация отношений США с правительством Ф.Кастро и трезвая оценка положения на Кубе, безусловно, только повысили бы престиж США и правительства Кеннеди во всем мире, содействовали бы оздоровлению между. народной обстановки и, безусловно, создали бы дополнительные возможности для улучшения советско-американских отношений»^{47}.

Большакову не дали никакой свободы маневра. Москва стремилась к мелочному контролю не только над проблемами как таковыми, но над их формулировками Лишь руководство может допускать изменение позиций, не говоря уж об их провозглашении. «Если Р.Кеннеди поставит другие вопросы, не предусмотренные данными указаниями, — гласила инструкция Кремля от 18 мая, — то т. Большаков, не давая по существу ответа, должен зарезервировать за собой право обдумать эти вопросы и обсудить их с Р.Кеннеди позднее».

Эти новости президент узнал от Роберта 19 или 20 мая, Несмотря на вежливость, в советском ответе сквозило раздражение.

Однако президент считал, что должен сделать все возможное для достижения соглашения в Вене. Он решил искать новые пути, чтобы убедить Хрущева в возможности прийти к согласию. Ради этого Кеннеди приказал своей команде переработать предложения о запрещении испытаний. 19 мая на заседании СНБ он защищал точку зрения, что это не будет противоречить национальным интересам США, а также окажется приемлемым для СССР. Ранее в мае он вызвал своих советников по вопросу запрещения испытаний для обсуждения советских предложений о триумвирате. Джон Макклой, один из твердых сторонников договора, доказывал, что если США хотят заключить соглашение о запрещении испытаний, то, по-видимому, надо пересмотреть отрицательное отношение к идее «тройки». Макклой процитировал высказывание Хрущева в беседе с американским обозревателем Уолтером Липманом, где советский лидер объяснял, как события в Конго — убийство Патриса Лумумбы, первого премьер-министра страны, после провозглашения ее независимости, — ухудшили его отношения с Генеральным секретарем ООН Дагом Хаммершельдом. Макклой понимал обеспокоенность Кремля. Он чувствовал, что и США не согласились бы с ООН в 1945 году, если бы сенат знал, насколько могущественным станет Генеральный секретарь ООН^{48}.

Пересматривая свою позицию по запрещению испытаний, Кеннеди одновременно обдумывал еще одну вероятную область соглашения с Москвой. Он поручил своему советнику по науке Джерому Визнеру подготовить доклад с перечнем путей сотрудничества США и СССР в космических исследованиях и работе в космосе. Визнер собрал команду из представителей госдепартамента, НАСА и Министерства обороны для обсуждения того, как исключить холодную войну в космосе. Несмотря на сопротивление представителя госдепартамента, 12 марта группа обнародовала доклад. Вашингтон предлагал сотрудничество или по крайней мере координацию работы с СССР по проекту пилотируемого полета на Луну. Первоначально Кеннеди считал это прекрасной идеей. Возможно, именно эту идею он сможет предложить Хрущеву