Адресат неизвестен - [24]

На снимке, представляющем замок в его прежнем великолепии, на высоте примерно двух метров от земли в толстой старой стене был пробит ряд узких глубоких окон, похожих на бойницы. Под стеной строгими рядами, как солдаты в строю, цвели розы. Это были розы, «хорошо воспитанные», розы, старательно ухоженные, с такими пышными и красивыми цветами, будто их изваял резец скульптора. Не подлежало сомнению, это было то самое место, где непроходимые розовые заросли послужили Янеку фоном для снимка. Но на его снимке среди окошек, отчетливо виднеющихся повыше зарослей, в старой, неплохо сохранившейся стене недоставало одного окошка. На его месте была гладкая однообразная плоскость.

Янек был ужасно взбудоражен своим открытием. Наверняка, утверждал он, именно тут и находится тайник, о котором знал Лагуна. За этот тайник и разыгралась борьба в ту ночь, когда погиб Лагуна. Юлиуш Лингвен обозначил буквой «з» не Заколье и не завод, а замок, в который имел доступ его друг, садовод Лагуна. То, что Лагуна возится в розарии, ни у кого не возбуждало подозрений, он мог спокойно запрятать документы, когда и владельцу замка и немцам на заводе было уже не до садовода.

Разумеется, мой энергичный племянник тут же собрался отправиться на замковый холм и разобрать стену в том месте, где было замурованное окно. Но я молча показала ему на Розу — девушка, несмотря на оживленную дискуссию, крепко спала, положив голову на стол.

Мы решили отправиться на замковый холм завтра, сразу после обеда. Такая прогулка никого не удивит. Многие жители Липова любили гулять именно в этих местах. Но на нас наверняка подозрительно оглядывались бы встречные, если б мы отправились туда в сумерки. Ведь все говорят, что там водятся привидения.

По дороге к замку Янек в предвидении скорой победы над капитаном Хмурой безжалостно издевался над незадачливым, по его мнению, представителем законности:

— Вот вы сами скажите, тетя, разве он не сверхъестественный кретин? Я просто удивляюсь: как это я еще спокойно разгуливаю по Липову? Ведь он же давно должен был меня посадить! У меня было какое-то дело к Лагуне. Я бегаю по Липову ночью, как раз в то время, когда гибнет Лагуна. Я всюду нахожу принадлежащие ему вещи. Я веду странную переписку с какими-то загадочными типами. С моим письмом в кармане на лестнице дома, где живет моя родственница, находят убитым одного из моих адресатов. А ему еще мало!

Что я могла ему ответить? Действительно, Хмура вел себя так вяло и медлительно, что это вызывало по меньшей мере удивление.

На склоне замкового холма мы приятно провели время до вечера. Устроили привал среди зарослей роз. Хорошо поужинали. Полюбовались закатом солнца. Потом Янек и Роза, совсем как ребятишки, бегали взапуски по развалинам. А мне, наконец, удалось закончить свитер, который я начала вязать еще прошлой осенью.

Из близких знакомых мы никого не встретили. Только Феликс Свист сопровождал группу школьников из Белостока, но он исполнял свои обязанности гида в темпе, рассчитанном скорее на спринтеров международного класса, чем на этих чумазых, запыхавшихся, умаявшихся мальчишек в возрасте 11–12 лет. Они промчались мимо нас, как вихрь, вздымая облака пыли, и лишь издалека долетела песенка: «Как хорошо нам…»

Когда стало смеркаться, Янек дал сигнал начинать. Было еще не настолько темно, чтобы пришлось пускать в ход фонарики, но издалека уже нельзя было увидеть, как мы возимся у стены.

Чтобы пробраться к стене, пришлось прорубать дорогу сквозь сплетенные колючие кусты. Другого пути не было; Янек и Роза, бегая по развалинам, постарались проверить, нельзя ли пробраться к замурованному окошку изнутри.

Мы принялись за дело. Из сарая Лагуны мы взяли все инструменты, которые могли бы нам пригодиться для этой цели. Старательно вымерили расстояние между остальными окошками.

— Все правильно, — пробормотал Янек, делая отметки мелом. — В этом месте клали стену в наш век, а не при Христиане Розенкранце или как его там…

Внимательно присмотревшись, можно было заметить, что свежая кладка (хоть кирпичи взяты были старые, темно-красные) образовывала узкий прямоугольник, будто светлая тень легла на стену.

— Дух окна… — пошутила Роза.

Работы у нас хватало. Пришлось натаскать каменных плит, чтобы Янек мог, став на них, разбирать стену.

Становилось все темней. Должна признаться, развалины, и днем не слишком-то приятные с виду, ночью выглядели совсем жутко. Изломанные силуэты башен и стен резко чернели на фоне звездного неба. Всходила луна, заливая все вокруг мертвенным голубым сиянием. Нетопыри и совы, взлетающие над развалинами, казались внезапно ожившими обломками замка. Что скрывать; я боялась.

На мою молодежь все это, однако, не производило ни малейшего впечатления. Янек преспокойно выцарапывал кирпичи из кладки, а Роза держала брезент, чтобы обломки, падая, не наделали шуму. Через некоторое время он спустился отдохнуть. Я смазывала йодом ссадины на его руках, и Янек пищал при этом совсем так же, как лет десять назад.

— Придется повозиться, — тихо говорил он, пока Роза поила его чаем из термоса, — кирпич в два ряда уложен. Но я ручаюсь, что тайник там. На стук отзывается пустота.