Адрес личного счастья - [95]

В это время я увидел в глубине вестибюля Любу и замахал ей рукой, чтоб она подошла. Открыть дверь я не мог, ее охранял мой неожиданный попечитель.

Сестра дверь открыла, слегка отодвинула старичка в сторону, вышла, озабоченно поправила косынку, тихо сказала мне:

— Хуже ей… — И посторонилась, пропуская.

Но старичок вдруг оттолкнул меня и сам ринулся к двери, с усилием прикрыл ее, заявив категорически:

— Люба! Если вы его пропустите, я немедленно иду жаловаться главврачу. В больнице никакого режима! Ходят посторонние! Нарушают процесс…

Он вдруг схватился за сердце и прислонился к двери. Люба негромко пожурила:

— Вот видите, Сергеич, как оно. Поволновались — и уже хватает. Зачем вам волноваться, а?.. Идемте, валидол в ординаторской.

Виктория мне обрадовалась, улыбнулась и сразу сообщила:

— А я как раз о тебе сейчас думала… — Она прикрыла глаза и вдруг заговорила сосредоточенно, серьезно, словно о чем-то очень важном: — Ты знаешь, мне Игорь много о тебе рассказывал, прежде чем я тебя увидела… И в первую встречу ты показался мне… жестоким… А я редко ошибаюсь, у меня первые впечатления самые верные… я обычно потом начинаю ошибаться в человеке… А вот с тобой… так. Почему?.. Не знаешь?..

Ее лицо было зеленовато-бледно, и чувствовалось — так мало сил в ней осталось… Даже не сил, наверное… самой жизни… Но она и сама это отлично сознавала и чуть заметно улыбалась. На яркую улыбку тоже ведь нужны силы…

В горле у меня плотно стоял шар, я крутил шеей и объяснял, что уже лето, надо было бы как-то выбраться на рыбалку. Вот только она чуть наберется сил, и сразу поедем. Там я узнал новые места, где, значит, мало народу и все такое. Возьмем у Альта машину и… вот…

Она прикрыла глаза, кивнула:

— Да, конечно… — И тут же вздохнула как-то очень тяжело и обреченно. — Расскажи что-нибудь… — Как будто это было так просто: надеть на голову колпак с бубенчиками и что-то там прощебетать, прочирикать, чтоб только отвлечь ее и рассмешить в эти оставшиеся…

И я уже не стал спрашивать, что бы она хотела услышать, мне было тяжело…

— Ну, слушай, Вика… Да ты слышишь, или нет?.. Я ж не репродуктор, которому все равно, слушают его или нет!

Она едва различимо усмехнулась. Ну, слава богу, хоть так!

Начинаю с эпической фразы:

— Лет эдак десять тому назад была у нас замечательная семья…

— Почему «была»? — перебивает она и открывает глаза.

— Ты неправильно спросила. Не почему «была», а почему «замечательная»? Потому что десять лет назад мы все очень любили друг друга и все жили вместе, и сейчас мы, конечно, тоже все есть, и семья, стало быть, есть, но она уже далеко не замечательная, поскольку все разъехались по своим кооперативным квартирам и зажили как кому придется, все по-своему, то есть каждый стал вдруг неповторимой индивидуальностью.

— И любить друг друга перестали?..

— Н-нет, пожалуй!.. Но одно дело — любовь стационарная, а совсем другое — амбулаторная! Впрочем, я собирался совсем не о том рассказать. Был у нас, значит, дядя. Дядя Владислав, которого мы уже тогда любили весьма амбулаторно, но сам по себе он был личностью такой, что просто так о нем не скажешь.

Если уж о нем заходила речь, так обязательно с проявлением какого-нибудь очень сильного чувства: гордости, скажем, или восхищения, удивления. Ну и вот мы узнаем, что этот дядя Владислав собирается приехать к нам. Естественно, в доме начался переполох. Дядя, конечно, сообщил о приезде ровно за год, и это было, как ты понимаешь, весьма трогательно, ибо он дал время для подготовки. И ровно год мы жили этим приездом и мерили время количеством дней, оставшихся до приезда дяди. Больше всех волновалась, конечно, мама, потому что это был ее брат, — следовательно, основная ответственность лежала на ней. Я прекрасно помню, как она все время предупреждала нас, чтобы мы вели себя прилично, так что в конце концов мы все окончательно потеряли чувство юмора и стали воспринимать все только всерьез. А Петька даже уволок из школьного кружка модель линкора. Дяде в подарок.

И вот наконец наступает заветное воскресенье: топчемся на перроне, встречаем дядю, Поезд только еще подходит, но мама уже плачет, Петька посматривает на окна вагонов и морщит от напряжения нос, а мы с отцом стоим с идиотскими физиономиями — вроде бы тоже надеемся узнать дядю, хотя никто из нас его и в глаза не видел. Но вот все пассажиры разошлись, мама растерянно смотрела на отца, и тут возле нас раздается чей-то подчеркнуто будничный голос:

«Валентина, мне заказан номер в гостинице?»

Мама вздрогнула, ахнула, бросилась было целовать этого небритого гражданина — это и был дядя! — но он отстранился и в ответ на приглашение ехать к нам домой строго произнес:

«Насколько я понимаю, у вас всего две комнаты, а мне необходимы условия для отдыха. Я ведь писал тебе, не правда ли?..»

«Дорогой Владислав Аркадьевич, мы так рады вас видеть!» — произнес отец, и дядя несколько секунд смотрел на него в упор, явно сомневаясь в его искренности, но вдруг смягчился и дал мне нести свой чемодан.

По дороге он рассказывал, почему мы не встретили его у вагона. Дядя ходил к начальнику вокзала вручить копию жалобы в МПС — проводник вагона пытался ему дать несвежее белье. Мы дружно восхитились дядиной принципиальностью, а мама даже сказала, что «только так с ними и надо», хотя она у нас самый кроткий человек на свете.