Адрес личного счастья - [64]

Шрифт
Интервал

Все так же обиженно кривя губы, Михаил процедил:

— Представь себе, ты угадала: меня интересует только дело! И никакой трагедии в этом не вижу!

— Ну-уу! Тогда быть тебе, Мишенька, большим человеком! Все великие люди были точно такими, как ты: дело — и все!

Михаил хотел бросить в ответ что-нибудь колкое, но не сумел и только спросил:

— А откуда, между прочим, ты об аспирантуре узнала?

Клавдия усмехалась, по-кошачьи выгнулась в кресле.

— Видишь ли, Мишенька, я маленький человек. Крупных задач не решаю, все ерунда какая-то — буфет, дом… И люди все вокруг маленькие: разговоры простые, какие-то неприятности или вдруг удачи — тоже незначительные, так я вот этим всем и живу. Утром, бывает, проснусь и чепухе какой-нибудь улыбаюсь: счастлива!..

— Ну ладно, — злобно махнул рукой Михаил. — Не хочешь говорить по-людски — не надо. А я, между прочим, шел к тебе…

— Не надо, Мишенька, красивых слов. Оставим это вообще…

— Так ты же не знаешь…

— Знаю! Не надо! — Клавдия вдруг съежилась в своем кресле.

Михаил медленно двинулся к двери, остановился:

— А все-таки, что там у дедов стряслось? Ты ведь наверняка знаешь?..

Девушка грустно кивнула и вздохнула:

— Анатолия Егоровича сняли…

— Да ты что! — Михаил жалко улыбнулся. — Ты соображаешь! — Он посмотрел на Клавдию еще раз и тут же понял, что все — правда. — Т-а-а-к! Ладно!

Но как только Михаил оказался за дверью, его тотчас же опалило сомнение: точно ли за отца он сейчас переживает? Не за себя ли?

Михаил даже сплюнул: «Чушь какая! — И сам себе скомандовал: — Скорее к ним!»


Однако дома было все по-прежнему: потолки не рухнули, везде сиял свет. Более того, и отец, и мать, и дед, и Дорофей Семак как ни в чем не бывало сидели за накрытым столом.

— Вот штука какая! — говорил назидательно дед Егор, держа в руке рюмку. — Который любит, у того по-настоящему душа за дело болит и к тому люди сами тянутся. А другой есть, вроде и за дело спрашивает, а видно — для себя старается. Оно ж сразу чувствуется, какой человек: как слова говорит какие, как голову поворачивает, как в глаза смотрит. И если человек нечистый, так он и к себе таких же притягивает, он их подачками кормит. Тот же Нырков кого собрал? Да Ушакова! Кабанова! И — чего не понимаю — Ревенко! Вроде ж был стоящий мужик! И не может он не понимать, что Анатолий делает для транспорта! Не имеет права! Ладно! Вон Мишка пришел, ему, считаю, можно налить!

Анна Михайловна запротестовала:

— Он еще читать будет, а утром — на работу. Не добужусь!

— А что он, дите малое? Сам за себя не скажет? Пусть скажет.

Михаил потоптался у дверей, жестом показал Анатолию Егоровичу, чтоб тот налил, а когда отец протянул ему рюмку, он в каком-то искреннем порыве произнес:

— Знаешь, отец, что я понял?.. Правильно ты влепил мне выговор за срыв восемнадцатого скорого! Можно я тебя поцелую? Чтоб ты просто знал, что я с тобой? И что я не просто твой сын, а мастер на дистанции пути в Узловой! Не где-нибудь!..

34

«Волга» резко объехала лужу, остановилась у палисадника Узловского отделения.

Сергей Павлович вышел из автомобиля, помог выбраться Ревенко.

— Ну что, Александр Викторович, весна! Денек какой! А ведь только март. Для хлебов хорошо, обильное таяние будет.

Ревенко поморщился, будто от кислого, так его раздражал оптимизм Ныркова.

— Пошли!

В кабинете Мазура к этому моменту уже собрались начальники отделов, сотрудники аппарата, начальники всех хозяйственных единиц.

Мазур задумчиво, но твердо и властно говорил:

— Нырков — человек опытный, пост он занимал такой, что у него вся дорога была как на ладони. Думаю, что при вашей поддержке он справится со своими нелегкими задачами.

— А кто он по образованию? — угрюмо спросил Щебенов.

Мазур пожал плечами. Подчасов тихо проговорил:

— Академию кончал.

Кто-то ехидно спросил:

— Академию наук?

Все рассмеялись, даже Мазур едва заметно усмехнулся, хотя ему вовсе не до шуток. До сих пор место его работы не определилось, а уходить с Узловой он по-прежнему не собирается. Предлагали идти замом на соседнее отделение или главным инженером… Не согласился.

Наконец вошли Ревенко и Нырков.

— Все в сборе? — Сергей Павлович энергично и широко улыбался, выглядел свежим, отдохнувшим.

Мазур встал, вышел из-за стола, поздоровался с новым НОДом, с Ревенко.

Начальника дороги сейчас же забросали вопросами, он поднял руки:

— Не все сразу, значит! И меня затолкаете, и себе ноги отдавите!

И прошел, сел в кресло Мазура.

Наступила напряженная пауза. Ревенко кашлянул, ссутулился, заговорил негромко и с заминками:

— Как вам, наверное, известно… приказом министра начальником Узловского отделения с сегодняшнего дня назначен Сергей Павлович Нырков. Все его хорошо знаете, так что представлять его едва ли нужно.

Щебенов подсказал:

— Наверно, все-таки нужно. Мы ведь его совсем в другом качестве знали…

Нырков качнул головой, многозначительно посмотрел на Ревенко, встал и поклонился. Начальник дороги представил:

— Вот он, наш Сергей Павлович, здесь как раз присутствует…. как голенький. Прошу любить и жаловать, это дело. Хочу думать, что определенные успехи, которых добились, значит, узловчане, послужат хорошей основой и для будущего тоже. Сергей Павлович, садитесь, пожалуйста, вы не этот… не манекен.


Рекомендуем почитать
Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.