Адольф - [14]

Къ тому же, неясная мысль, что по самымъ обстоятельствамъ связь сія не могла продлиться, мысль печальная по многимъ отношеніямъ, содѣйствовала отчасти къ успокоенію моему въ припадкахъ усталости или нетерпѣнія. Обязательство Элеоноры съ графомъ П…, неровность лѣтъ нашихъ, разность нашихъ положеній, отъѣздъ мой, и то уже по различнымъ случаямъ отлагаемый, однако же неминуемый и въ скоромъ времени, всѣ сіи соображенія побуждали меня еще расточать и забирать какъ можно болѣе счастія: увѣренный въ годахъ, я за дни не спорилъ.

Графъ П… возвратился. Онъ скоро началъ подозрѣвать сношенія мои съ Элеонорою. Съ каждымъ днемъ пріемъ его былъ со мною холоднѣе и мрачнѣе. Я съ участіемъ говорилъ Элеонорѣ объ опасностяхъ, ей предстоящихъ; умолялъ ее позволить мнѣ прервать на нѣсколько дней мои посѣщенія; представлялъ ей пользу ея добраго имени, благосостоянія, дѣтей. Долго слушала она меня въ молчаніи: она была блѣдна какъ смерть. Какъ бы то ни было, сказала она мнѣ наконецъ, ни скоро уѣдете; не станемъ упреждать эту минуту: обо мнѣ не заботьтесь. Выгадаемъ нѣсколько дней, выгадаемъ нѣсколько часовъ: дни, часы, вотъ все то, что мнѣ нужно. Не знаю, какое-то предчувствіе мнѣ говоритъ, Адольфъ, что я умру въ вашихъ объятіяхъ.

И такъ мы продолжали быть попрежнему: я всегда безпокоенъ, Элеонора всегда печальна, Графъ П… угрюмъ и молчаливъ. Наконецъ, ожиданное мною письмо пришло. Родитель мой приказывалъ мнѣ пріѣхать къ нему. Я понесъ это письмо къ Элеонорѣ. Уже! сказала она мнѣ, прочитавъ его; я не думала, что такъ скоро. Потомъ, обливаясь слезами, взяла она меня за руку и сказала: Адольфъ! вы видите, я не могу жить безъ васъ; не знаю, что со мной будетъ, но умоляю васъ, не сейчасъ уѣзжайте, останьтесь подъ какимъ-нибудь предлогомъ, попросите родителя вашего позволить вамъ пробыть здѣсь еще шесть мѣсяцевъ. Шесть мѣсяцевъ, долго ли это? Я хотѣлъ оспорить ея мнѣніе, но она такъ горько плавала, такъ дрожала, черты ея носили отпечатокъ скорби столь раздирающей, что я не могъ продолжать. Я кинулся къ ногамъ ея, сжалъ ее въ свои объятія, увѣрилъ въ любви и вышелъ писать отвѣтъ отцу моему, Я въ самомъ дѣлѣ писалъ съ движеніемъ, приданнымъ мнѣ горестью Элеоноры. Я представилъ тысячу причинъ къ отлагательству, выставилъ пользу продолжать въ Д. нѣсколько курсовъ, которые не успѣлъ выдержать въ Геттингенѣ и, отправляя письмо на почту, я горячо желалъ получить согласіе на мою просьбу.

Вечеромъ возвратился я въ Элеонорѣ. Она сидѣла на софѣ; графъ П… былъ у камина, довольно поодаль отъ нея; двое дѣтей сидѣли въ глубинѣ комнаты, не играя и выражая на лицахъ своихъ удивленіе дѣтства, которое замѣчаетъ разстройство, не постигая причины. Даннымъ знакомъ я увѣдомилъ Элеонору, что исполнилъ ея желаніе. Лучъ радости проблеснулъ въ ея глазахъ, но вскорѣ исчезнулъ. Мы не говорили ни слова; молчаніе становилось затруднительнымъ для всѣхъ троихъ. — Меня увѣряютъ, милостивый государь, сказалъ мнѣ наконецъ, графъ, что вы готовитесь ѣхать. Я отвѣчалъ, что еще не знаю того. — Мнѣ кажется, возразилъ онъ, что въ ваши лѣта не должно медлить вступить на какое-нибудь поприще: впрочемъ, продолжалъ онъ, взглядывая на Элеонору, можетъ быть, здѣсь не всѣ думаютъ одинаково со мною.

Я не долго ждалъ отцовскаго отвѣта. Распечатывая письмо, трепеталъ, вообразивъ, какую печаль нанесетъ Элеонорѣ отказъ отца моего. Мнѣ казалось даже, что я раздѣлилъ бы сію грусть съ равною силою; но, прочитавъ изъявленіе его согласія, я скоропостижно былъ объятъ мыслію о всѣхъ неудобствахъ дальнѣйшаго здѣсь пребыванія. — Еще шесть мѣсяцевъ принужденія и неволи, вскричалъ я, еще шесть мѣсяцевъ оскорблять мнѣ человѣка, который принималъ меня съ дружбою, предавать опасности женщину, меня любящую, которой угрожаю утратою единственнаго положенія, обѣщающаго ей спокойствіе и уваженіе, еще обманывать отца моего; и для чего? чтобы на минуту не преодолѣть печали, рано или поздно неминуемой? Не испытываемъ ли сей печали ежедневно по частямъ, по каплѣ за каплею? Я только гублю Элеонору. Мое чувство, каково оно есть, не можетъ ее удовольствовать. Я жертвую ей собою безплодно для счастія ея; я живу здѣсь безъ пользы, въ неволѣ, не имѣя ни минуты свободной, не видя возможности часъ одинъ подышать спокойно. Я вошелъ въ Элеонорѣ, еще весь озабоченный этими размышленіями и засталъ ее одну.

— Остаюсь еще на шесть мѣсяцевъ, сказалъ я ей.

— Вы увѣдомляете меня о томъ очень сухо.

— Признаюсь, отъ того, что за васъ и за себя страшусь послѣдствій отсрочки.

— Кажется, по-крайней мѣрѣ, для васъ не могутъ они быть слишкомъ непріятны.

- Вы увѣрены, Элеонора, что я не о себѣ всегда болѣе забочусь.

— Но не очень и о счастія другихъ.

Разговоръ принялъ бурное направленіе. Элеонора оскорбилась моимъ сожалѣніемъ въ такомъ случаѣ, гдѣ, казалось ей, долженъ я былъ раздѣлить ея радость. Я оскорбленъ былъ торжествомъ, одержаннымъ ею надъ прежнимъ моимъ рѣшеніемъ. Ошибка наша разгорѣлась. Мы вспыхнули взаимными упреками. Элеонора обвиняла меня въ томъ, что я обманулъ ее, имѣлъ въ ней одну минутную склонность, отвратилъ отъ нея привязанность графа и поставилъ ее въ глазахъ свѣта въ то сомнительное положеніе, изъ коего выдти старалась она во всю жизнь свою. Я досадовалъ, зачѣмъ она обращаетъ противъ меня все то, что я исполнилъ изъ одной покорности въ ней, изъ одного страха ее опечалить. Я жаловался на свое жестокое утѣсненіе, на бездѣйствіе, въ которомъ изнемогала моя молодость, на деспотизмъ ея, тяготѣющій на всѣхъ моихъ поступкахъ. Говоря такимъ образомъ, я увидѣлъ лицо ея, облитое слезами: я остановился; подаваясь обратно, отрицалъ, изъяснялъ. Мы поцѣловались: но первый ударъ былъ нанесенъ; первая преграда была переступлена. Мы оба выговорили слова неизгладимыя: мы могли умолкнуть, но не могли забыть сказаннаго. Долго не говоришь иного другъ другу; но что однажды высказано, то безпрерывно повторяется.