Адмирал Ушаков - [39]
Турецкие пушки палили по «Св. Павлу». С треском рвались пробитые паруса и ванты, затрещала форстеньга, но уже ничто не могло остановить его: «Св. Павел» вырвался вперед. Теперь он с «Бериславом», «Стрелой» и «Кинбурном» еще больше отдалился от своих.
И этот второй отчаянно смелый маневр Ушакова сделал свое дело. Два передовых турецких корабля, по которым, не умолкая, били русские, смешались. Капудана рядом с ними не оказалось, и они оробели. Ядра с «Берислава» и «Стрелы» поражали их. На турецких фрегатах валился рангоут. От русских брандскугелей несколько раз загорались паруса. Верхние палубы турок, до этого густо усеянные людьми, разом опустели.
Не обращая внимания на отчаянные сигналы капудана, оба фрегата поворотили и стали убегать.
— Теперь на кирлангиче не подойдешь! Не научишь, как поступать! — усмехался Ушаков.
На русских судах прокатилось радостное «ура».
Ожесточенный бегством своих кораблей, капудан-паша палил по отступающим, приказывая фрегатам снова вступить на место, но те и не думали его слушаться.
Силы врага сразу уменьшились. Теперь сам флагманский корабль Эски-Гассана очутился передовым. Он открыл бешеный огонь по русским фрегатам авангарда.
Первыми же ядрами на «Бериславе» переломило фок-мачту. Тяжелые, двухсполовиноюпудовые мраморные ядра с турецкого флагманского корабля разворотили борт «Стрелы». Валился верхний рангоут, простреленные паруса висели клочьями.
Но «крокодил морских битв» не остался безнаказанным: «Св. Павел» и ближайшие русские фрегаты обрушили на Эски-Гассана весь свой огонь. Брандскугели «Кинбурна» зажгли в рострах капудана разный хлам. Повалил густой дым.
— Молодец, Николай Петрович! — похвалил старика Кумани Ушаков.
На выручку капудана бросилось было несколько других кораблей, однако их быстро отбили.
Эски-Гассан отчаянно отстреливался, но не смог больше одной склянки выдержать меткого огня русских пушек и стал позорно убегать.
— Смотрите-ка, смотрите, «крокодил»-то наш хваленый удирает! — смеялся Ушаков, спокойно стоявший на шканцах под турецкими ядрами. — В авангарде, брат, быть несладко.
Поворачиваясь, капудан-паша подставил богато разукрашенную корму «Бериславу» и «Стреле». Фрегаты метко ударили по ней орудиями своего лага>46. С высокой кормы посыпались в воду обломки больших ярко окрашенных досок, полетел вниз алый адмиральский флаг.
— Так его, молодцы! — похвалил Ушаков. — Ну, «крокодила» уже и след простыл! Пора взяться за его детушек! Поднять сигнал: «Всем следовать в точности движениям флагмана!»
В густом пороховом дыму русские корабли неожиданно для турок сблизились с ними.
— Бить книппелями>47! — скомандовал Ушаков.
Вот когда могла по-настоящему вступить в дело малокалиберная артиллерия русских фрегатов.
Книппеля с треском ломали мачты и реи, перебивали ванты. Снасти свисали с турецких кораблей гроздьями.
Лишенные своего знаменитого флотоводца, турки окончательно смешались. Они стреляли беспорядочно и торопливо. Море вокруг русского флота кипело от ядер и брандскугелей, падавших в воду.
Турки были подавлены. Они думали лишь об одном: поскорее выйти из боя. Их суда стали поспешно сверху донизу одеваться парусами. И, не дожидаясь друг друга, они врассыпную уже летели на запад.
Преследовать турок стало невозможно: турецкие корабли вообще были легче на ходу, чем русские. Им помогали также легкие бумажные паруса, которые надувались скорее тяжелых пеньковых.
И к закату солнца турки скрылись за горизонтом.
VII
Ушаков чувствовал себя счастливым: первый морской бой русской эскадры на Черном море был блестяще выигран. Нервное напряжение, в котором он находился все эти дни, улеглось, прошло. Федору Федоровичу хотелось теперь только спать.
Но нет, раньше надо под свежим впечатлением написать рапорт Войновичу о бое. Прежде всего надо подумать о героических матросах и офицерах, которые сегодня выиграли беспримерный морской бой с сильным врагом.
Ушаков пошел к себе в каюту, снял мундир, умылся и сел писать.
«Это была первая на здешнем море генеральная нашего флота баталия, — с удовлетворением написал он. — Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей: они стреляли в неприятельский корабль нечасто и с такою сноровкою, что казалось, каждый учится стрелять по цели».
Он подробно изложил все фазы боя и закончил:
«Прошу наградить команду, ибо всякая их ко мне доверенность совершает мои успехи; равно и в прошедшую кампанию одна только их ко мне доверенность спасла мой корабль от потопа, когда штормом носило его по морю».
— Федор Федорович, прибыли от адмирала, — прервал его вошедший в каюту денщик.
— Опять письмо? — недовольно поморщился Ушаков. — Переписка, как у жениха с невестой! И чего он? Снова какие-либо страхи мерещатся? Кто там с письмом? Давай! — встал он.
В каюту вошел посланный Войновичем мичман с «Преображения». Он протянул Ушакову конверт.
— Обожди, братец, я тебя кликну, — сказал Федор Федорович, принимая конверт.
Мичман вышел.
Ушаков разорвал конверт и снова увидал знакомые адмиральские каракули:
«Поздравляю тебя, бачушка Федор Федорович. Сего числа поступил весьма храбро: дал ты капитан-паше порядочный ужин. Мне все видно было
