Адмирал Нимиц - [249]

В эту осень Нимиц ездил в Вест Пойнт выступать перед кадетами. Он сказал им: «Я надеюсь, что не доживу до того, как появится водородная бомба». От Чета пришло письмо, извещающее о печальном конце Фреклза — его переехала машина. Профессор Сэмуэль Элиот Морисон, работавший над многотомным трудом «История морских операций США во Второй мировой войне», дважды приезжал из Гарварда, чтобы побеседовать с ним за ленчем в ООН. Адмирал, миссис Нимиц и Нэнси провели день благодарения в Уэллфлите с Элизабет Фримен. На Рождество они снова приехали в Уэллфлит, на этот раз вместе с Мэри, которая на праздники приехала поездом с западного побережья.

В январе 1950 года адмирал и миссис Нимиц отправились в Вашингтон на похороны Гэпа Арнольда. Нимиц и Билл Хэлси были в почетном карауле. Несмотря на снег с дождем, служба проходила на улице, в открытом амфитеатре Арлингтонского национального кладбища. «Это была долгая процедура и совсем ненужное испытание для миссис Арнольд», — писал Нимиц. Вечером того же дня Нимицы были на обеде в гостях у адмирала Форреста Шермана и его супруги.

Уже в июне 1949 года, когда как Индия, так и Пакистан отвергли новые предложения о перемирии, сделанные комиссией ООН, Нимиц стал подозревать, что из затеи с референдумом ничего не выйдет. Он предложил генеральному секретарю Ли распустить его комиссию, чтобы сэкономить деньги Организации Объединенных Наций. Ли согласился, и в середине июня комиссия собралась последний раз, после чего ее сотрудники на месяц ушли в отпуск, который предварял роспуск комиссии. «Было обидно видеть, как они разъезжаются, — писал Нимиц, — потому, что это была компетентная и интенсивно работающая группа». В начале июля генерал Мэлони подал заявление на отпуск с последующим уходом из комиссии.

В августе 1949 года Нимиц получил депешу из комиссии ООН по Индии и Пакистану, в которой запрашивалось его согласие на проведение арбитражной миссии по перемирию в Кашмире. «С радостью, — ответил он. В дневнике он записал: — Вероятно, пройдут недели, прежде чем комиссия будет в состоянии играть роль арбитра».

Пару недель спустя он записал в дневнике, что до него довели «описание того, как Неру [Джавахарлал Неру — премьер-министр Индии] пришел в ярость относительно Кашмира, из чего я сделал вывод, что он отвергнет заключенные ранее соглашения о перемирии и проведении референдума». На следующий день он узнал, что Комиссия ООН по Индии и Пакистану отменила совместную встречу, запланированную в Дели на следующей недели. «Сейчас выглядит еще более сомнительным, что можно выступать арбитрами в этом перемирии, — писал он, — я полагаю, что комиссия вернет этот вопрос на повторное рассмотрение в ООН. Похоже, что я буду в ней где-то до сентября — к этому времени вопрос может быть снова поставлен в Совете Безопасности».

Президент Трумэн написал премьер-министрам Индии и Пакистана, настаивая на том, чтобы они приняли арбитраж со стороны адмирала Нимица. Премьер-министр Неру отверг призыв Трумэна и проявил раздражение по поводу, как он выразился, «американского вмешательства». Визит Неру в Соединенные Штаты был запланирован на октябрь. Была надежда, что в результате личного контакта удастся возобновить прерванные переговоры.

Брамин Неру прибыл в Нью-Йорк в сопровождении своей дочери, мадам Индиры Ганди. Вечером 12 октября госсекретарь Ачесон с супругой давали в их честь обед в Андерсон Хауз на Массачусеттс Авеню. Для участия в обеде адмирал Нимиц с супругой приехали их Нью-Йорка.

После обеда Ачесон, как и ожидалось, произнес речь, однако он отошел от традиционной утомительной практики краткого пересказа истории «тесного и плодотворного сотрудничества между нашими странами». Он предпочел оригинальный путь. Чтобы описать различные достижения гостя, Ачесон разыграл воображаемые разговоры между Неру и великими американцами прошлого. Джордж Вашингтон обращался к Неру как основатель одного государства к основателю другого; Томас Джефферсон — как к идеологу демократии; Эндрю Джексон как к другому политическому организатору и стратегу; Авраам Линкольн — как к руководителю, который так же, как и он, страдает от братоубийственных распрей в своей стране.

Это была виртуозная постановка, она застала Неру врасплох. Министр был готов только к тому, чтобы произнести дежурный ответ на дежурную речь. Будучи растроган, он говорил так тихо, что Нимиц не смог разобрать ни слова в его речи.

На приеме, состоявшемся после обеда, было так много гостей, около 90, что адмирал Нимиц лишь мельком говорил с премьер-министром, а миссис Нимиц не встретилась с ним вовсе. При первом же удобном случае Ачесон буквально испарился вместе с Неру к себе домой. Как госсекретарь в последствие писал, «я рассчитывал, что избавленные от тучи свидетелей вокруг мы сможем установить личные отношения. Но он не расслаблялся. Его манеру общения можно описать словами королевы Виктории о мистере Гладстоне — он обращался ко мне так, как будто мы находились на официальном приеме».

Позднее адмирал Нимиц узнал, что тогда произошло. Ачесон, терпеливо выслушав, как Неру осуждает голландцев и французов, перевел разговор на тему перемирия в Кашмире. Премьер-министр облачил свои взгляды в высокопарные слова, но из его слов можно было понять, что он не согласится на перемирие, пока пакистанские, но не индийские войска не будут выведены из Кашмира. Отсюда следовало, что Неру согласится на референдум только в том случае, если будет уверен, что его исход будет в пользу союза Кашмира с Индией. Позднее Ачесон писал: «Это был один из самых тяжелых собеседников, с которыми я когда-либо имел дело».