Адмирал Нимиц - [220]

С другой стороны листа, под печатным текстом, Нимиц добавил:

«Каждая башенка, каждая удобная точка была занята репортерами, в том числе и местных, японских газет, и офицерами и членами командования, которые смогли найти, куда встать. Когда пришло время подписывать, я очень волновался, однако все же подписал в нужном месте. Один из тех, кто подписывался, ошибся. Первый экземпляр подписан золотой дареной “ручкой By”, а второй — моим старым зеленым “паркером”[53]».

После обеда адмирал Нимиц и его группа вышли на берег для заключительного визита. Они поднялись на борт «Микасы», флагманского корабля адмирала Того, на котором он в 1905 году практически истребил русский флот в битве при Цусиме. Корабль, заключенный в бетон на военно-морской безе Йокосука, сохранялся как национальный памятник. Хэлси уже был здесь и реквизировал флаг, который отослал адмиралу Кингу, чтобы тот передал его русским как трофей.

Нимиц испытывал противоречивые чувства. Он вспоминал время — много лет назад, когда он встретил победоносного Того, свое восхищение старым морским волком, свое присутствие на похоронах адмирала. Он приказал морской пехоте разместиться на палубе «Микасы», чтобы корабль не повредили и не разграбили моряки и пехотинцы, оккупировавшие его в поисках сувениров. Перед тем как оставить судно, Нимиц уговорил нескольких ветеранов, остававшихся на корабле, поговорить с ним через капитана Лейтона.

В сопровождении нескольких джипов, полных пехотинцев, группа адмирала отправилась на машине вниз по дороге — посмотреть окрестности и посетить колоссального бронзового Будду в Камакуре. Каждый раз, когда водитель сигналил, крестьяне падали на колени и закрывали глаза.

«Зачем они это делают?» — спросил Нимиц. Никто не знал; тогда адмирал остановил караван и послал Лейтона узнать. Ему объяснили, что в Японии только у императора был электрический клаксон, как у пехотинцев. Этот звук был сигналом того, что приближается бог-император, и набожные японцы падали на колени и закрывали глаза.

Когда группа подъехала к военному госпиталю, Нимиц решил, что посетит больных и раненых японских военных — так же, как он часто навещал американских солдат, матросов и пехотинцев. Дружественный жест адмирала имел обратный эффект. Пациенты, узнав, что к ним направляется американский военачальник, онемели от страха.

На следующее утро, 3 сентября, адмирал Нимиц и его группа улетели обратно на Гуам. Когда самолет набрал высоту, они увидели сначала скопления американских и британских судов в Токийском заливе, затем другие суда, в том числе авианосцы, в заливе Сагами. Несколькими часами позже они увидели внизу военную базу Гуама. Меньше года прошло с тех пор, как истерзанное, разоренное поле боя превратилось в полную энергии и движения базу, вдоль и поперек исчерченную многочисленными новыми шоссе, которые связывали Апра-Харбор с аэродромами.

Флот и эта база были свидетельствами развития вооруженных сил, распространивших свою мощь за пределы США. Сила, достигшая своей цели в победе над Японией, неминуемо должна была ослабнуть. Адмирал Нимиц летел назад. Через несколько дней, во время которых адмирал закончил свои дела на Гуаме, он вернулся в Перл-Харбор. Он никогда больше не увидел Гуам.

Глава 24. От ГТЭ к КМО

Министр Форрестол всегда ревностно следил за тем, чтобы флот получал должное признание. Он привел в действие все известные ему пружины, чтобы сделать возвращение адмирала Нимица не менее торжественным, чем встреча, ранее организованная армией генералу Дуайту Эйзенхауэру и Джонатану Уэйнрайту. Главным образом благодаря усилиям Форрестола 5 октября 1945 года было объявлено в Вашингтоне «Днем Нимица». В этот день адмирал должен был обратиться к объединенной сессии Конгресса, удостоиться парада в свою честь и принять награду из рук президента. Приглашения присутствовать на церемониях приходили адмиралу отовсюду. Нимиц выбрал приглашения, пришедшие из Сан-Франциско и Нью-Йорка, а также из техасских городов — Далласа, Остина, Кервилля и Фридрихсбурга.

Когда судно «Миссури» на пути из Токио в Норфолк сделало остановку в Перл-Харборе, с его верхней палубы сняли огнеупорную краску, чтобы снова открыть ее прекрасное тиковое дерево. Это было сделано но просьбе адмирала. Ему также вручили круглую пластину с изображением штаба главнокомандующего Тихоокеанским флотом; он отослал ее с кораблем домой, чтобы отлить из бронзы и вделать в его открытую палубу, где стоял стол, за которым был подписан акт капитуляции. Ожидалось, что во время возвращения адмирал поднимется на борт линейного корабля в Норфолке, проведет его к берегу и войдет в бухту Нью-Йорка под своим флагом, развевающимся на мачте. Когда президент Трумэн узнал об этом проекте, он немедленно запретил его. Президент собирался сам, в связи с празднествами в Нью-Йорке по случаю Дня Флота, принять парад на палубе «Миссури» и выступить с речью, стоя на его мостике. Президент не собирался позволить Нимицу воспользоваться своим замыслом.

Адмирал Нимиц, без сомнения, думал о триумфальном возвращении и предполагаемом выступлении на «Миссури» со сложными чувствами. Хотя ему и хотелось, чтобы его заслуги было оценены по достоинству, адмирал был не из тех, кто ищет славы. Например, когда в начале 1945 г. отдел по связям с общественностью ВМС высказал предположение об увеличении личной популярности Нимица с тем, чтобы компенсировать популярность, которой пользовался колоритный Макартур, Нимиц отказался наотрез. «Любой план по увеличению моей популярности, — сказал он, — идет вразрез с моими планами ведения военных действий в Тихом океане и не заслужит одобрения — моего или г-на Форрестола».