Адмирал Нельсон. Герой и любовник - [134]

Пока Паркер с Нельсоном пребывали в раздумьях, русские моряки тем временем преподнесли англичанам пренеприятный сюрприз. Ревельская эскадра, ломая лед, покинула Ревель и прибыла в Кронштадт. Теперь, собранный в один кулак и опирающийся на огневую поддержку кронштадтских фортов, весь мощный Балтийский флот России был готов дать сражение любому противнику. Во главе флота был поставлен вице-адмирал Макаров, не раз до этого бывавший с кораблями в Англии и как никто другой знающий сильные и слабые стороны своего нынешнего противника. Атаковать Балтийский флот России у Кронштадта теперь было равносильно самоубийству! Атака Ревеля уже не имела для англичан никакого смысла. И то и другое Нельсон прекрасно понимал.

— Не для того я всю жизнь создавал себе репутацию, чтобы одним махом погубить ее в этой балтийской дыре! — жаловался Нельсон в те дни. — К тому же, возможно, дипломаты еще сумеют договориться и все решится миром!

Здесь Нельсон тоже не всё договаривал. Он не был посвящен в тайны большой дипломатии, но, как и Паркер, тем не менее знал, что британский посол в России лорд Витворт уже предпринимает самые отчаянные шаги, чтобы спасти ситуацию. Прошло совсем немного времени, и ситуация на самом деле разрешилась, и каким образом!

Как стало известно позднее, именно лорд Витворт субсидировал заговорщиков — братьев графов Зубовых, графа Палена и генерала Беннигсена, совершивших в ночь на 12 марта 1801 года государственный переворот, в ходе которого был убит император Павел I. На российский престол взошел его старший сын Александр I. Донское войско из индийского похода было им немедленно возвращено в Россию. Спустя несколько дней после убийства отца Александр I заявил о своих симпатиях к Англии. Русский флот, несмотря на это, по-прежнему активно готовился к бою с англичанами. Адмирал Макаров докладывал в Петербург о полной готовности и просил разрешения на выход в открытое море, чтобы показать англичанам «где раки зимуют». Александр I такого разрешения не дал.

— Мы решим вопрос с англичанами не кровью, а чернилами! — говорил он в те дни.

Что касается Нельсона, то в этой изменившейся обстановке он неожиданно для всех сменил былую осторожность на демонстративную воинственность.

— Дайте мне хоть три корабля, и я сегодня же атакую Ревель! — говорил он осторожному Паркеру, но тот только отмахивался.

Хорошо знавшие Нельсона капитаны раскусили не слишком хитрый прием своего младшего флагмана. Теперь, когда военное столкновение двух держав становилось уже невозможным, Нельсон мог демонстрировать перед Лондоном свою готовность к бою, ничем особым при этом не рискуя. Английская эскадра держалась на входе в Финский залив, заходить туда, впрочем, не рискуя. Все понимали, что войны уже не будет. Английская Балтийская эскадра, которая раньше находилась на острие политических событий, теперь занималась самым рутинным делом — осуществляла присутствие в одном из районов Мирового океана. Вскоре вице-адмирал Паркер начал все чаще заводить разговоры о возвращении в Англию по причине изношенности кораблей и усталости команд. Нельсон пока молчал, хотя и его мысли были теперь тоже в Англии, ведь там его ждала Эмма.

* * *

Известие о победе флота при Копенгагене вызвало в Лондоне ликование. Никто не ждал, что так быстро и просто удастся развалить российско-датско-шведский союз и лишить Францию столь сильных союзников. За новую победу Нельсону был пожалован титул виконта Хилборо. Орденом Бани был награжден заместитель Нельсона контр-адмирал Грейвс. Что касается заслуг вице-адмирала Паркера, то и их Адмиралтейство оценило по достоинству: за Копенгаген Паркер не получил ничего.

Тем временем английский флот продолжал находиться в акватории Балтийского моря, оказывая политическое давление на прибалтийские государства. Накануне дня рождения леди Гамильтон Нельсон самым серьезным образом объявил на всех вверенных ему кораблях и судах, что отныне день 26 апреля будет считаться днем святой Эммы. В этот день он отменил все корабельные работы и велел выдать матросам по лишней кружке грога. Капитанов же пригласил к себе на праздничный обед. После обеда на «Элефанте» состоялась церемония причисления Эммы Гамильтон к лику святых, которую осуществил в присутствии Нельсона и всех капитанов корабельный священник. Вот как описал сам Нельсон это достаточно кощунственное действо в письме к самой «святой Эмме»: «Я желал бы, чтобы наградой мне были не титулы и деньги, а счастье. Завтра — день рождения святой Эммы, она мой ангел-хранитель, и, несомненно, в ней больше святости, чем в любом живущем сейчас человеке. Не в силах воздать тебе должное на корабле, я пригласил адмиралов и капитанов, которые имели счастье быть знакомы с тобой и испытать твою заботу, находясь в Средиземном море. Я пригласил их на праздник святой Эммы; утром будет богослужение, потом обед с вином — настолько изысканный, насколько это возможно на корабле. Не сомневайся, на флоте мою святую почитают больше, чем любого святого из Римского календаря. Друг мой, ты так добра, так добродетельна, что в тебе определенно больше от ангела, чем от человека. Я знаю, ты молилась за меня и когда я был на Ниле, и здесь тоже. Нас учили, что молитвы хороших людей доходят до престола Господня, значит, твои молитвы спасли мне жизнь. Я считаю себя верующим, и если я обладаю бесстрашием, то лишь благодаря Богу. Только он может поколебать веру мою, только он может убить меня — на все воля Божья».