Адмирал Макаров - [22]

12 (24) апреля 1877 года, когда была объявлена война, Макаров вызвал команду наверх. Матросы выстроились на палубе. Макаров был заметно возбужден. «Война объявлена, — произнес он. — Мы идем топить турок. Знайте и помните, что наш пароход есть самый сильный миноносец в мире и что одной нашей мины совершенно достаточно, чтобы утопить самый сильный броненосец. Клянусь вам честью, что я не задумаюсь вступить в бой с целой турецкой эскадрой и что мы дешево не продадим нашу жизнь!..»

Командиру не дали договорить. Раздалось такое «ура», какого, по собственному признанию Макарова, ему не пришлось более услышать. На корабле царило необычайное возбуждение. Макаров приказал поднять пары, чтобы идти на Константинополь, он думал врасплох атаковать турецкую эскадру. Расчет был правильный, вряд ли турки были готовы к бою, зная, что у русских нет флота. На корабле деятельно готовились к бою. Всего больше Макаров опасался какой-нибудь непредвиденной случайности. «…Наш успех верен, — говорилось в его приказе, — но может случиться, что из-за какой-нибудь мелочи, из-за какого-нибудь бензеля35 произойдет неудачный взрыв. На эти-то мелочи я обращаю внимание всех служащих на судне. Я надеюсь, что всякий с любовью и полным спокойствием осмотрит свою часть».

Тем временем, не встречая отпора, турки уже начали хозяйничать на кавказском побережье, громили русские порты — Поти, Гудауты, Очемчиры. 2 мая 1877 года пять турецких броненосцев подошли к Сухум-Кале и, обстреляв его из орудий, причинили серьезные разрушения крепости и городу.

Легко представить себе нетерпение молодого Макарова, внимательно следившего за событиями на Черном море. Четыре месяца работать с лихорадочной энергией, снаряжая свой пароход для борьбы с противником, и теперь, вместо смелых набегов, боев и побед, выполнять будничные функции командира портового судна. Макаров несколько раз обращался к командующему флотом с настоятельными просьбами разрешить ему выйти в море. И только спустя две недели после объявления войны это было ему, наконец, разрешено.

Макаров почувствовал себя на свободе. Настало время действовать.

Сопровождаемый криками «ура» сотен провожающих, ранним солнечным утром «Константин» покидал Севастополь. В намерения Макарова входило прежде всего осмотреть крымские берега. Но турок здесь не оказалось, и Макаров решил идти на юг, в Батум, куда, по имевшимся сведениям, турки переправили войска для своей анатолийской армии. По пути к цели своего похода Макаров останавливал все встречные суда, выясняя, где находится неприятель. Но все отговаривались незнанием. «Константин» направился в Поти. Но и в Поти турецких кораблей не оказалось. Они уже побывали здесь накануне, подвергли бомбардировке город и ушли на рассвете. Решив, что турки должны быть в Батуме, Макаров направился туда.

Солнце клонилось к западу. «Константин», уменьшив ход, медленно приближался к батумским берегам. В 9 часов 45 минут вечера на расстоянии семи миль от Батума остановили машину. В полном порядке и при полной тишине спустили на воду катера, и они направились к рейду. Во главе группы катеров шел катер «Минер». Командование этим катером Макаров взял на себя. За ним следовал катер «Чесма» под командой минного офицера «Константина» лейтенанта Зацаренного, далее — «Синоп» и «Наварин» (командиры: лейтенант Писаревский и мичман Подъяпольский).

Вдали замелькали огоньки неприятельского судна. Макаров приказал катеру «Чесма», обладавшему наилучшим ходом, атаковать неприятеля. Остальные катера должны были приготовиться к атаке других турецких кораблей. Командир «Чесмы» лейтенант Зацаренный, спустив в воду пироксилиновую мину и ведя ее на буксире, дал полный ход и бросился в атаку. Затаив дыхание, ожидал Макаров взрыва. Тем временем на турецком корабле забили тревогу, был открыт бешеный огонь по катеру. Макаров не мог понять, что произошло. Мимо катера, на котором он находился, осыпаемая картечью и ружейными пулями, пронеслась «Чесма», за ней, догоняя ее, следовал турецкий корабль.

С «Чесмы» что-то кричали. Макаров прислушался. То был голос Зацаренного:

— Неудача Мина не взорвалась! — кричал он.

Тогда решил действовать сам Макаров. Но турки уже заметили катер и открыли по нему ружейный огонь. Пришлось отойти в сторону, чтобы изготовиться к атаке. Не обстрелянные еще люди, находясь все время под градом свистящих пуль, несколько растерялись и замешкались с подготовкой мины. Момент для молниеносной атаки был упущен. «Это же самое замешательство людей при первых выстрелах, — откровенно признается Макаров, — вероятно, было причиной невзрыва мины и на катере „Чесма“. Неприятельский пароход, дав полный ход вперед, скрылся».

Оставаться на рейде было и бесполезно и опасно. В Батуме забили тревогу, взвились сигнальные ракеты, погасли огни на маяке и в городе. «Нападение на Батумский рейд, когда все суда извещены и везде будут целую ночь стоять в полной готовности, я считал неблагоразумным, и решил отступать», — доносил Макаров.

Макаров приказал дать сигнал катерам возвращаться. Но кроме «Наварина» к «Минеру», на котором был Макаров, никто не подошел. Сигналы повторились еще несколько раз. До двух с половиной часов утра ждали катеров, но их не было. Отсутствие катеров не внушало Макарову большой тревоги. Было условленно, что в случае, если связь с «Константином» будет потеряна и катера не смогут его быстро разыскать, они направятся в Поти. Решив, что так именно и случилось, Макаров поднял на палубу катера «Минер» и «Наварин» и приказал идти в Севастополь.