Адмирал Конон Зотов – ученик Петра Великого - [4]
Дворцовый маскарад.
Те четыре особы, которые должны были приглашать на свадьбу, выбраны из самых сильных заик, каких только можно было отыскать в России. Свадебным маршалом, шаферами, дружками и другими свадебными прислужниками выбраны окаменевшие уже от лет старики, которые не могли ни стоять, ни видеть что-либо, а в скороходы назначены такие тучные особы, которых нужно было водить (по тяжести их тела) и которые почти всю жизнь возились с подагрою. Подставной царь Московский – «князь-кесарь» Ф. Ю. Ромодановский, по одежде представлял собою царя Давида, но вместо арфы ему дана была обтянутая медвежьей кожей лира, которою он должен был потрясать в поезде. Как важнейшее лицо, его везли на особых козлах, приделанных к огромным саням, и на четырех концах этих козел посажено столько же огромных диких медведей, которых, приставленные нарочно для того люди, кололи острыми рогатинами и заставляли страшно реветь, как только царь Давид, а по его примеру и все остальное общество, начинали свою дикую музыку, неистово заглушая друг друга. Сам царь одет был Фризским крестьянином и вместе с тремя другими генералами искусно выколачивал на барабане.
В. Суриков. «Маскарад Петра I и Ф. Ромодановского»
При такой обстановке и под звон колоколов маски сопроводили неравную пару в главную церковь и поставили ее пред алтарем, где и обвенчал ее столетний священник. Из церкви процессия отправилась в царский дворец, где веселое пиршество продолжалось несколько дней и сопровождалось катаньем на санях, во время которого также проделывались разные забавные потехи. Дополним воспоминание еще одного очевидца: " В специально сделанных для этого случая приподнятых санях ехали жених и невеста, окруженные купидонами, у каждого из которых в руке был большой рог. На передок саней вместо кучера был посажен баран с очень большими рогами, а сзади вместо лакея – козел.
Свадебный поезд «Шутейной свадьбы».
За этими ехало еще несколько других саней, их тащили разные животные, по четыре в упряжке – бараны, козлы, олени, быки, медведи, собаки, волки, свиньи, ослы. (…) Едва процессия тронулась, зазвонили все городские колокола и с валов крепости, к которой они направлялись, забили барабаны; разных животных заставляли кричать. Все общество играло или бренчало на различных инструментах, и вместе это производило такой ужасный оглушительный шум, что описать невозможно. От церкви процессия вернулась во дворец, где все общество развлекалось до полуночи, после чего та же процессия при свете факелов отправилась в дом невесты смотреть, чтобы новобрачные надлежаще улеглись в постель. Этот карнавал продолжался 10 дней, общество всякий день переходило из одного дома в другой, и в каждом накрывались столы со всевозможными холодными закусками и таким количеством крепких напитков, что в Петербурге тогда было трудно встретить трезвого человека».
Помимо воспоминаний мемуаристов об этой свадьбе сохранились и подлинные документы того времени. Из них видно, как Петр I серьезно относился к «шуточным» свадьбам, как нешуточно занимался их подготовкой, «вколачивая» в своих подданных, не считаясь с их родовитостью, титулами, заслугами, возрастом, физическим состоянием, вкус и желание к веселью на новый манер.
«Шуточная» свадьба Н. М. Зотова не была последней в этом ряду. Упоминается свадьба Петра Бутурлина, являвшегося «архиеерем» во «всешутейшем соборе», а его жена названа «архиерейшей». Несмотря на «шуточность» устраиваемой свадьбы и маскарада, исторический и этнографический интерес к костюмам персонажей и их музыкальным инструментам был весьма серьезным: «Для управления новгородской игры, как у них обычно играют, сыскать из новгородцев, и о том надлежит послать к дьяку Якимову». На свадьбе Н. М. Зотова князем-кесарем был Ф. Ю. Ромодановский. На свадьбе Бутурлина в этой же роли выступал его сын, И. Ф. Ромодановский.
Тогда-то Конон Зотов обратился к царю с необычной челобитной, ярко характеризующей его как человека. Конон просил государя отменить задуманную свадьбу отца. Мотивы этого поступка ясны. Сыну, достигшему значительных служебных успехов, моряку, ценимому самим Петром, было стыдно за ту клоунаду, которую собирался устроить царь с участием его старика-отца. Челобитная была выдержана в стиле традиционных прошений, по форме – слезная, уничижительная, изобилующая любимыми Петром библейскими образами, а по содержанию – дерзкая, оспаривающая волю самодержца. По сути она являлась выражением протеста нового, европейски воспитанного человека Петровской эпохи против привычного для России унижения чести, достоинства и имени. 28-летний Конон Никитич писал: – «Умилосердись, государь! Предвари искушению дьявольскому и хотящей нам быти наглой напасти, подлежит убо сие вашей премудрости и милости. Таким ли венцом пристоит короновать конец своей жизни, яко ныне приведен отец мой чрез искушение? Смело называю искушением, понеже премудрость Соломонова таковым гнушается, написавши яко трех вещей возсмерде его совесть, из них же гнуснейшее бысть перед ним старых прелюбодейство, суще умаленных смыслу. По сей пункт отдаю мой сыновский долг, душевным плачем моля Ваше величество, дабы изволение Ваше причинствовало его совести умному о себе расположению».
