Адмирал Колчак: правда и мифы - [78]

Из речи А.В. Колчака перед юнкерами Оренбургского военного училища на смотру в марте 1919 года[223]:

«Два года тому назад умерло старое государство Российское. Вместе с ним умерла и старая армия (характерно, что датой ее «смерти» он считал не формальный роспуск большевиками после Брестского мира, а фактический развал, наступивший уже после Февральской революции – В.Х.). Ныне мы возрождаем Россию. Без армии государство существовать не может. Но в обновленной России армия также должна быть построена на новых основаниях». Далее Колчак говорил юнкерам о роли офицеров как воспитателей солдат, а не только их командиров.

Создавалась некая видимость близости командования к солдатам, при опоре на унтер-офицерский состав. В пасхальные апрельские дни 1919 года газеты писали: «В первый день Святой Пасхи Верховный правитель принимал у себя на квартире поздравления с праздником от фельдфебелей и вахмистров частей Омского гарнизона».

О личном влиянии Колчака на солдатскую и матросскую среду сохранились противоречивые мнения. Военный министр барон А. Будберг, критиковавший всех и вся, считал, что «говорить с солдатами он не умеет… голос глухой, неотчетливый, фразы слишком ученые, интеллигентные».[224] Морской министр адмирал М. Смирнов, наоборот, называл его «прекрасным военным оратором…способным увлекать за собой массы».[225] А полковник легендарной Ижевской дивизии А. Ефимов так вспоминал о встрече Верховного правителя с солдатами-ижевцами в августе 1919 года: «Он старался объяснить цели борьбы с большевиками, хотел сказать что-то о положении рабочих, но смешался и смутился. Ижевцы постарались выручить адмирала – послышались голоса: «Не надо говорить», «Мы вам верим», «С вами пойдем до конца» и т.д.».[226]

С одной стороны, был восстановлен официальный дореволюционный принцип «армия вне политики», характерный для большинства армий мира. В одном из первых своих приказов по армии от 21 ноября 1918 года Колчак запрещал в войсках политическую деятельность и «взаимную партийную борьбу, подрывающую устои Русского государства и разлагающую нашу молодую армию».[227] В дальнейшем Совет министров конкретизировал этот приказ Верховного правителя и запретил военнослужащим участие в любых политических организациях, партиях, собраниях и манифестациях, а также работу в периодической печати (за исключением военных изданий с ведома и разрешения начальства). Правда, в условиях Гражданской войны эти меры выглядели несколько парадоксально, если учесть, что именно офицерство стало не только ударной, но и организующей силой Белого движения, и сами лидеры этого движения во главе с Колчаком и Деникиным были военными.

Одновременно с целью нравственного воспитания солдат и подъема патриотического духа в ряде гарнизонов были учреждены отделы внешкольного образования и воспитания солдат (до революции этому вопросу уделялось крайне недостаточное внимание, весь процесс воспитания солдат сводился к примитивным занятиям «словесностью», которые проводили сами малограмотные унтер-офицеры, и к заучиванию ответов на вопросы типа: «кто есть враги внешние и враги внутренние»). Однако систематического оформления это дело так и не успело обрести.

В обстановке революции и Гражданской войны атрибутика приобрела особое значение, что трудно представить себе современному человеку. Наиболее символическим военным атрибутом белых стали погоны (одно из прозвищ белых офицеров у красных – «золотопогонники»). Для красных же погоны были главным символом ненавистного им старого режима. (Впрочем, что касается остальной формы одежды, то из-за нехватки собственного обмундирования одеваться нередко приходилось в поставляемые союзниками английские френчи и т.п.).

Поощрялось добровольное вступление в армию. Добровольцем мог стать любой гражданин, достигший 17 лет, по контракту на срок от полугода до 2 лет, кроме активистов политических партий, поскольку правительство старалось предохранить армию от проникновения враждебных власти агитаторов. Семьям добровольцев выплачивались пособия (равно как и вдовам и сиротам погибших на фронте. Пособия семьям мобилизованных выдавались только продуктами и в меньшем объеме). Помимо этого, добровольцы получали усиленное довольствие (на 50 % выше по сравнению с мобилизованными), а также единовременные пособия при поступлении на службу и по увольнении с нее по выслуге 2 лет (в размерах соответственно 200 и 1000 рублей. Позднее они были повышены соответственно до 1000 и 5000 рублей, а также добавлены промежуточные пособия по выслуге каждого полугодия – 600 рублей за первое, 1000 за второе и 1500 за третье). Кроме того, они получали право выбора воинской части, в которую шли служить, и другие льготы. Призванным в армию государственным и муниципальным служащим выплачивали «разницу» между их гражданским и воинским жалованьем, если последнее было меньше. Однако далеко не всегда добровольцами становились действительно активные противники большевиков, готовые сражаться на фронте. Нередко бывало наоборот: иные обыватели записывались в «добровольцы», чтобы, пользуясь правом выбора места службы, избежать фронта и пристроиться где-нибудь в интендантстве или в обозной части.