Адель - [15]

Ришар припарковался перед деревянными воротами. Месье Рифуль ждал их, заложив руки за спину, словно застывший во времени хозяин замка. Настоящий гигант, тучный и краснолицый. Ладони у него размером с детское лицо, а ноги того и гляди уйдут в землю. Седая шевелюра, густая и курчавая, отдавала желтизной. Издали он выглядел впечатляюще. Но, подойдя, чтобы поздороваться, Адель заметила нестриженые ногти. Оторванную пуговицу посередине рубашки. Подозрительное пятно между ног.

Владелец жестом указал на входную дверь, и они вошли в дом. Ришар скакал по ступенькам крыльца, как щенок. Его «о да» и «отлично» отмечали осмотр гостиной, кухни и веранды. Он поинтересовался отоплением и состоянием проводки. Сверился с блокнотом и спросил: «А что с гидроизоляцией?» По пути между гостиной, где широкие застекленные двери вели в очаровательный сад, и старой кухней месье Рифуль провел их в маленькую комнату, обустроенную под кабинет. Дверь он открыл неохотно. Комнату не убирали, и в луче света, пробивавшемся сквозь синие занавески, висела густая завеса пыли.

– Жена много читала. Книги я заберу. Но письменный стол оставлю, если хотите. – Адель не сводила взгляда с больничной кровати, придвинутой к стене, с аккуратно сложенными белыми простынями. Под креслом пряталась кошка. – Под конец она уже не могла подниматься наверх.

Они прошли по деревянной лестнице. По всем стенам висели фото покойной, красивой и улыбающейся. В большой спальне, за окнами которой рос столетний каштан, на тумбочке лежала щетка. Месье Рифуль наклонился и разгладил своей огромной ладонью покрывало в розовый цветочек.

Дом, чтобы стареть, думала Адель. Дом для любящих сердец. Он создан для воспоминаний, для приятелей, которые заходят ненадолго, и для тех, кто уходит навсегда. Ковчег. Диспансер. Укрытие. Саркофаг. Прибежище приведений. Театральная декорация.

Неужели они настолько постарели? Неужели их мечты могут остановиться здесь?

Неужели настало время умирать?

Выйдя наружу, они вчетвером осмотрели фасад. Ришар повернулся в сторону парка и указал на него:

– Докуда он доходит?

– Далеко, очень далеко. Видите весь этот сад? Все ваше.

– Будет из чего печь пироги и варить варенье Люсьену! – рассмеялась Клеманс.

Адель взглянула на свои ноги. Ее лакированные мокасины промокли в сырой траве. Неподходящая обувь для загородной поездки.

– Дай мне ключи, – попросила она Ришара.

Она села в машину, разулась и принялась греть ступни в руках.

* * *

– Ксавье? Откуда у тебя мой номер?

– Я позвонил тебе на работу. Мне сказали, что ты в отпуске, но я объяснил, что дело срочное…

Ей следовало бы ответить, что она рада его слышать, но пусть он не строит иллюзий. Она очень сожалеет о своем поведении в тот вечер, ей не стоило так поступать. Она выпила лишнего, ей взгрустнулось, она сама не знает, что на нее нашло. Это не в ее привычках. Она никогда такого не делала. Надо забыть и вести себя так, как будто ничего этого не было. Ей так стыдно. И вообще, она любит Ришара, она ни за что не нанесла бы ему такого оскорбления, тем более с ним, Ксавье, которым Ришар так восхищается и дружбой с которым так гордится.

Ничего этого она не сказала.

– Не помешал? Ты можешь говорить?

– Я у свекрови. Но говорить могу, да.

– Как твои дела? – спросил он совершенно другим голосом.

Он сказал, что хотел бы увидеть ее еще раз. Она так взволновала его, что в тот вечер он не сомкнул глаз. И если он повел себя так холодно, то лишь потому, что его застало врасплох ее отношение к нему и его собственное желание. Он вполне отдает себе отчет, что ему не стоило так поступать, он пытался сопротивляться желанию позвонить ей. Он сделал все, чтобы выбросить ее из головы. Но ему нужно ее увидеть.

Адель на другом конце провода не отвечала. Она улыбалась. Ее молчание смущало Ксавье, он говорил без остановки и в конце концов предложил ей встретиться и чего-нибудь выпить.

– Где хочешь и когда хочешь.

– Лучше бы нас не видели вместе. Подумай сам, как мне объяснить Ришару?

Она пожалела, что сказала это. Он поймет, что она к такому привыкла, что эти предосторожности – ее обыденная жизнь.

Но он, напротив, принял это за снисхождение, за пугливое, но твердое желание.

– Ты права. Может быть, когда вернешься? Позвони мне, пожалуйста.

* * *

Она выбрала платье гранатового цвета. Кружевное платье с короткими рукавами, из-под которого на животе и бедрах проглядывала кожа. Медленно разложила платье на кровати. Оторвала этикетку, сделав при этом затяжку. Надо было не лениться и найти ножницы.

Она надела на Люсьена рубашку и маленькие кожаные мокасины, которые ему купила бабушка. Сын сидел на полу, держа между ног игрушечный грузовик, и выглядел очень бледным. Он не высыпался уже два дня. Вставал на рассвете и отказывался спать днем. Вытаращив глаза, он слушал обещания взрослых про рождественскую ночь. Он переносил всеобщий шантаж в свой адрес сначала весело, потом устало. Его уже не обмануть вечными угрозами: «Будешь плохо себя вести…» Пусть Дед Мороз уже придет. Пусть все это кончится.

Стоя наверху лестницы и держа сына за руку, она знала, что Лоран на нее смотрит. Пока она спускалась, он готовился заговорить, сделать ей комплимент по поводу этого вызывающего платья, пробормотал что-то, чего она не расслышала. Весь вечер он фотографировал ее под тем предлогом, что Клеманс одержима памятными снимками. Она притворялась, что не замечает, как он пялится на нее, укрывшись за фотоаппаратом. Воображает, что случайно запечатлел холодную и невинную красоту. Он имеет право только на тщательно продуманные позы.