Адель - [4]
Меня предупредили еще за несколько дней, что нам предстоит отправиться с визитом к мадемуазель де Валанси, единственной представительнице знатного рода и хозяйке соседнего замка. Ездили мы к ней вчера. Я успел уже позабыть эту молодую особу, которой сейчас лет двадцать, — когда я эмигрировал, она была совсем еще ребенком; но вот о ком я с давних пор сохранил почтительнейшие воспоминания, это о ее тетушке — настоятельнице Аделаиде, женщине умной и добродетельной, чьим наставлениям я охотно внимал еще в самом нежном возрасте и кому, быть может, обязан той высокой верой, которая если и не смогла спасти меня от многих заблуждений, то хотя бы не раз утешала в превратностях судьбы. Я испытал живейшую радость, узнав, что средь мрачных событий, отнявших у нее всех ее родных, небо сохранило ей жизнь.
Эдокси де Валанси высокого роста и хорошо сложена; держится она величественно, но не без некоторой аффектации. Лицо ее обращает на себя внимание, однако выражение его никогда не меняется и кажется неестественным. На губах ее иногда играет улыбка — это приятная примета довольства собой; но это почти всегда улыбка презрения. Тщетно пытался я уловить, тщетно ожидал заметить во время нашей беседы с ней какое-нибудь движение, жест, оттенок голоса, которые обнаруживали бы хотя бы одну мысль, идущую от сердца. Даже в ее непринужденности — ибо в ней есть известная непринужденность — столько деланного, в свободе, с которой она держится, так много обдуманного, так много расчета в ее кажущейся прямоте, что ты испытывал бы при виде ее ощущение досады, которое всегда вызывают те слишком точные подделки под природу, что являются только подделками и лишь оскорбляют своим сходством с природой. Итак, можешь представить себе, сколь изысканна ее речь, сколь напыщенны ее выражения и сколько цитат и острот во всякой произнесенной ею фразе. Она говорит на трех языках и пишет стихи. Когда мы вошли, она казалась погруженной в глубокое раздумье по поводу какого-то места в книге, раскрытой на ее столике; я узнал эту книгу, подойдя поближе, — то был один из шедевров нашей современной метафизики, уж подлинно шедевр, где бесплодное сердце сочетается с самонадеянностью разума. Я без колебаний пожертвовал бы частью своей жизни, лишь бы так же прочно увериться в том, что на свете нет женщин, читающих Кондильяка[2], как я уверен в том, что нет женщин, способных его понять; нет, право же, не хватало только этой причуды, чтобы окончательно поссорить меня со всей женской половиной человеческого рода!
Моя мать обратила внимание на то, что мадемуазель де Валанси занимает теперь не те комнаты, в которых жила прежде; и ты ни за что не догадаешься о причине этой перемены! Вообрази только: в конце английского парка, куда выходили прежде окна ее салона и туалетной комнаты, есть водопад — не такой уж шумный, по правде говоря, — но в мерном журчании его, по ее мнению, есть нечто докучливое. На берегах пруда, образованного этим водопадом и растекающегося затем ручейками, растут печальные плакучие ивы, и это дерево как раз внушает мадемуазель Эдокси особенное отвращение. К тому же прежние ее комнаты были расположены на восточной стороне замка, так что первые лучи солнца, несмотря на все преграды, каждое утро проникали к ее ложу, дерзко касаясь ее вежд, еще отягченных сном. Можешь представить себе, какое впечатление производит на меня женщина, которая не любит ни восхода солнца, ни плакучих ив, ни далекого журчания ручья, да еще в придачу ко всему этому читает Кондильяка — или же стремится прослыть читающей его.
Матушка Аделаида прикована к постели какой-то изнурительной болезнью, которая сокращает ей жизнь, а быть может, скоро и вовсе похитит у мира эту святую женщину. Я настоял, чтобы меня допустили в ее комнату — вернее, в ту скромную келью, которая по ее просьбе предоставлена ей в замке. Она лежала на постели, хотя и одетая; руки ее покоились на груди. Распятие из черного дерева было прикреплено к изголовью кровати, подле стоял небольшой столик, на нем лежали книги божественного содержания, которые она обычно читает, а над ним было прикреплено крест-накрест несколько полузасохших веточек освященной вербы. На шум моих шагов она обернулась и тотчас же улыбнулась мне.
«Так это вы, дорогой Гастон? — произнесла она. — Могла ли я даже надеяться снова увидеть вас — в мои-то годы и после такой долгой разлуки! Да будет благословен господь, пославший мне эту новую милость! Но, уж поверьте, провидение не случайно хранило вас от стольких опасностей. В детстве вы обещали стать человеком добрым, великодушным, воздержанным в страстях, а в наши дни пример людей добродетельных — неоценимое сокровище».
Я был до слез растроган. Эта бледность, немощность, этот слабый голос заставили меня с тревогой подумать о новой разлуке — о близкой разлуке, уже навек. Я видел, что она старается казаться бодрой, чтобы не огорчить меня.
Я ушел от нее крайне взволнованный. Признаться, рядом с такой женщиной мадемуазель де Валанси отнюдь не выигрывает. Впрочем, очень может быть, что подобный приговор, вынесенный мною юной Эдокси всего после какой-нибудь четверти часа ни к чему не обязывающей светской болтовни, да еще в принужденной обстановке первого визита с его стеснительными правилами благовоспитанности, объясняется лишь моим ни на чем не основанном предубеждением. Я так легко поддаюсь внешнему впечатлению — то неоправданной симпатии, то несправедливой антипатии. Но я говорю с тобой так, как если бы говорил с самим собой. И, как бы там ни было, скажу одно: да, несомненно, Эдокси весьма достойная особа; я допускаю, что она очень хороша собой; я сомневаюсь, можно ли обладать б
Повесть французского романтика Шарля Нодье (1780–1844) «Фея Хлебных Крошек» (1832) – одно из самых оригинальных и совершенных произведений этого разностороннего писателя – романиста, сказочника, библиофила. В основу повести положена история простодушного и благородного плотника Мишеля, который с честью выходит из всех испытаний и хранит верность уродливой, но мудрой карлице по прозвищу Фея Хлебных Крошек, оказавшейся не кем иным, как легендарной царицей Савской – красавицей Билкис. Библейские предания, масонские легенды, фольклорные и литературные сказки, фантастика в духе Гофмана, сатира на безграмотных чиновников и пародия на наукообразные изыскания псевдоученых – все это присутствует в повести и создает ее неповторимое очарование.
Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная. Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.Карл Мюнстер навеки разлучен со своей возлюбленной и пишет дневник переживаний страдающего сердца.
В сборнике представлены основные этапы ”библиофильского” творчества Шарля Нодье: 1812 год — первое издание книги ”Вопросы литературной законности”, рассказывающей, говоря словами русского критика О. Сомова, ”об уступке сочинений, о подменении имени сочинителя, о вставках чужих сочинений, о подделках, состоящих в точном подражании слогу известных писателей”; 1820-е годы — статьи (в первую очередь рецензии) в периодической печати; 1829 год — книга ”Заметки об одной небольшой библиотеке” (рассказ о редких и любопытных книгах из собственного собрания); 1834 год — основание вместе с издателем и книгопродавцем Ж. Ж. Тешне журнала ”Бюллетен дю библиофил” и публикация в нем многочисленных библиофильских статей; наконец, 1844 год — посмертная публикация рассказа ”Франциск Колумна”.Перевод с французского О. Э. Гринберг, М. А. Ильховской, В. А. Мильчиной.Составление, вступительная статья и примечания В. А. Мильчиной.Перевод стихотворных цитат, за исключением отмеченных в тексте случаев, М. С. Гринберга.
Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная.Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.Советский читатель знаком с творчеством Шарля Нодье по переводам «Жана Сбогара» и нескольких новелл; значительная часть этих переводов была опубликована еще в 1930-х годах.
Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная.Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.Первый роман Ш. Нодье «Стелла, или Изгнанники» рассказывает о французском эмигранте, нашедшем любовь в хижине отшельника.
Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная.Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.Максим Одэн, рассказчик новеллы «Адель», вспоминает о своем участии в деятельности тайного итальянского общества и о прекрасной мадемуазель де Марсан, которая драматично связала свою судьбу с благородной борьбой народов, сопротивлявшихся захватам Наполеона.
Путь настоящей любви — тернистый путь. Множество препятствий встретил молодой судовладелец Лайон Хэмпшир, дерзнувший пренебречь суровыми законами света и подарить свое сердце красавице служанке Миген Саут. Бурный водоворот событий закружил влюбленных, однако никакие смертельные опасности, никакие коварные интриги не в силах разорвать огненную нить страсти, связавшую Лайона и Миген, — страсти, преодолевающей все…
Сюжет романа Дюма «Инженю» — любовная драма, которая разыгрывается на фоне событий, непосредственно предшествующих Великой французской революции.
Даже лишившись родины, общества близких людей и привычного окружения, женщина остается женщиной. Потому что любовь продолжает согревать ее сердце. Именно благодаря этому прекрасному чувству русские изгнанницы смогли выжить на чужбине, взвалив на себя все тяготы и сложности эмиграции, — ведь зачастую в таких ситуациях многие мужчины оказывались «слабым полом»… Восхитительная балерина Тамара Карсавина, прекрасная и несгибаемая княжна Мария Васильчикова — об их стойкости, мужестве и невероятной женственности читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дочь талантливого, но беспутного художника Фенела Прентис привыкла, что отец постоянно приводит домой то новую жену, то новую любовницу. Ей как старшей из детей приходится все заботы о семье взвалить на свои плечи. И когда очередная любовница отца навлекает позор на их семью да еще оказывается женой человека, в которого влюблена сама Фенела, ей не остается иного выхода, кроме как выйти замуж за нелюбимого, но благородного человека, единственного, кто может ей помочь. И лишь спустя некоторое время Фенела обнаруживает, насколько благосклонной оказалась к ней судьба.
Красавица Марсия Вуд, дочь графа Грейтвуда, не имела ни малейшего желания вступать в брак с французским герцогом Армоном де Руксом — ибо еще в детстве поклялась, что станет женой лишь того мужчины, которого полюбит всем сердцем. В свою очередь, и герцог, однажды уже переживший трагическую женитьбу, решительно отказался вновь связать себя семейными узами. Марсия и Армон заключили своеобразный «союз сопротивления», однако совместная борьба с настаивающими на свадьбе родственниками постепенно сближала их все сильнее — и однажды превратилась в страстную, нежную любовь…
Шарль Нодье — фигура в истории французской литературы весьма своеобразная. Литературное творчество его неотделимо от истории французского романтизма — вместе с тем среди французских романтиков он всегда стоял особняком. Он был современником двух литературных «поколений» романтизма — и фактически не принадлежал ни к одному из них. Он был в романтизме своеобразным «первооткрывателем» — и всегда оказывался как бы в оппозиции к романтической литературе своего времени.«…За несколько часов я совершил чудеса изобретательности и героизма, мало в чем уступающие подвигам Геракла: во-первых, я выучил наизусть кабалистическое заклинание, не опустив из него ни единого слова, ни единой буквы, ни единого сэфирота;…в-четвертых, я продался дьяволу, и это, вероятно, единственное объяснение того, что мне удалось выполнить столько чудес».