Адам, Сюзанна и другие герои - [46]
Только что она как всегда старательно заперла входную дверь на два оборота ключа. Ох, не знала она, что опасность подстерегает ее не в доме, а перед домом. Она собирала куда больше сушняка — веток, сучьев, хвороста, — чем могла сжечь, и складывала его у стен. Вокруг дома с годами образовалась как бы крепостная стена из валежника.
Деревенские парни подкатили к дому старухи большую повозку, подскочили к ее дровяному складу и стали сгребать хворост в кучу, а потом забрасывать в повозку. Подбежали и школьники, друзья Адама, и ребятишки поменьше. Адам-то знал, почему они так выкладываются. Даже и не потехи ради, не из веселого озорства. А просто чтоб подлизаться к старшим. Может, лишний раз подзатыльник не схлопочешь или приказ со щелчком по лбу. Было противно стоять вот так в стороне, не вмешиваться. Ясное дело, и так потом проходу не дадут — прохлаждался, мол, не участвовал. Но жалость к старухе оказалась сильнее страха перед парнями.
И вдруг Адам увидел, что старуха Майерша вышла из лесу на опушку. Шагая огромными шагами, она приблизилась к деревне раньше, чем он ожидал. Сейчас орава, растаскивающая ее запасы топлива, придет в изумление. Она бежала к своему дому с полным коробом хвороста на спине. И ничуть не горбилась — прямая, как жердь. Вот она уже заметила, что вокруг ее дома что-то происходит, остановилась в растерянности. Потом быстро скинула короб со спины и, подняв вверх кулаки, бросилась на мародеров. Она металась по двору из стороны в сторону, стараясь ухватить кого-нибудь, но это ей никак не удавалось: ребята ловко увертывались. Сама того не ведая, она устроила очень забавный спектакль, и вся шайка весело хохотала. Парни постарше отошли в сторонку и были теперь просто зрителями. Они стояли на дороге и ревели от восторга, когда кто-нибудь из мелюзги вырывался у нее из рук.
Теперь старуха стала подбирать свой сушняк. Она хватала корни, сучья, ветки, что попадет под руку, и швыряла ими в ребят, да еще орала от злости. Парни выли от удовольствия. Потеха! Адаму хотелось их всех отколотить. Старуха была против них бессильна. Она сдалась. Руки ее вдруг повисли как плети. Так она и стояла, худая, длинная, опустив руки. Потом повернулась лицом к дому, положила руку на оголенную стену, голову на руку и заплакала.
Парни ошарашенно замолчали. Они разобрали остатки крепости. Все двигались с комической уважительной осторожностью. Один даже ходил на цыпочках. Тем временем двое самых здоровых подкатили поближе вторую повозку, стоявшую за домом с самого начала воровской операции. Повозка была нагружена толстыми, крепкими чурбаками. Эти чурбаки они расставили вдоль стен, там, где раньше лежал серый, трухлявый, выветренный хворост. Мол, что ж они, нелюди, что ли! Но Адам-то хорошо понимал, что этими чурбаками они решили хоть чуть-чуть загладить свою подлость.
Никто не вступился за нее, никто ей не помог. Больше всех Адам ненавидел самого себя, потому что и он ничего для нее не сделал.
Велосипед, мешок и тельняшка
Странное дело. Ведь увлечение лесопилкой давно уже прошло. Раньше-то они, конечно, часто сюда заявлялись — ходить по бревнам. Здорово, когда бревна мокрые и скользкие от дождя. Идешь, качаешься, того и гляди, грохнешься. Детские забавы! А сейчас вот Евгений подъехал прямо к площадке, где пилят бревна. К чему бы это? Воображает себя шибко взрослым, а сам ведь и старше-то их всего на полтора года. Велосипед свой поставил на самом видном месте. Словно дерево посадил. Нет чтобы к стенке прислонить или к поленнице. Между домом и лесопилкой водрузил. Как на выставке. Велосипед заново выкрашен — серебристо-серый с желтым. Над рулем большое зеркало. Ну ясно, с мотоцикла смонтировал для форсу.
Не успел Евгений устроиться на бревне, как из-за угла лесопилки появился Фриц. Он тут как бы случайно оказался. В руках — мешок. Мол, просто пришел сюда опилок набрать для морской свинки, вот и всё. И уж конечно, еще случайнее один рукав у него застегнут, а другой завернут выше локтя. На этой-то руке как раз и красуются часы. И с каких это пор у него часы, интересно? Раньше о них никто и слыхом не слыхал.
Фриц сел на другое бревно — на некотором расстоянии. И только он сел, возник Лукас. Как прыгнет через ручей. Лукас, видно, и вовсе спятил. Свою беспородную дворняжку ведет на кожаном ремешке, а та все ремешок этот перегрызть норовит. Лукас тоже уселся на бревно, не обращая внимания на присутствующих.
Никто из них пока еще не приметил Адама. Тот сидел в глубине лесопилки, там, где всего темнее, у задней стенки. Поэтому с улицы никак нельзя было разглядеть ни его самого, ни берет, ни тельняшку. Берет он сдвинул набок — натянул на левое ухо.
И тут появилась она. Ее дядя, хозяин лесопилки, нес чемодан и уже проходил мимо велосипеда в направлении к дому. Ее звали Соня, она приехала из города. Она была существом возвышенным, птицей высокого полета. Не то что все эти деревенские клуши.
Евгений подошел к велосипеду, протер рукой зеркало, взлетел на седло, поставил ногу на педаль. Фриц развернул свой мешок невообразимых размеров, старательно расправил его на бревне и сел на него так, что рядом оказалось еще одно свободное место. Лукас приказал своей дворняге сделать стойку и встать на задние лапы. Только один Адам терпеливо сидел в темной лесопилке. Соня ведь в прошлом году всегда спускалась в лесопилку, пройдя через кухню. Так же она прошла сюда и сейчас. Из лесопилки они вышли вместе.
