Ада Даллас - [64]

Спустя минуту она сказала:

— Никто никогда не узнает.

— Узнают всегда.

— Так говорят на уроках в воскресной школе.

Я не ответил. Машина ударилась о камень, подняв тучу пыли.

— Она даже не из Луизианы. Никто не узнает, что она была здесь. Никто ее и искать не будет.

— Не хочу.

— Даже если ее найдут, то никогда не узнают, кто она. У нее нет с нами ничего общего.

— Нет.

Я остановил машину у въезда на шоссе. Руки у меня дрожали, а сердце выскакивало из груди. В желудке я ощущал болезненную пустоту.

А я-то считал себя решительным человеком. Но ни у кого, кроме профессиональных убийц, не хватает решимости совершить убийство. Конечно, другое дело, когда ты в форме. Меня даже пугало само слово. И вдруг я понял, что это возможно, что я мог бы убить человека, и мне стало страшно.

Ада продолжала уговаривать:

— Ее никогда не найдут. Никогда не узнают. Им и в голову не придет, что это сделали мы.

— Я не хочу попасть на электрический стул, — повторил я.

— Тебе и не придется.

Я въехал на шоссе. Белой лентой в зеленой траве оно уходило на мост, а мост, высокий и отчетливый на фоне голубого неба, пересекал реку и снова превращался в дорогу. Я нажал на газ. Мне хотелось скорее перебраться через мост.

Я посмотрел на мост — он рос в размерах! — а потом на Аду. Затем я снова взглянул на дорогу, опять на Аду, и вдруг машина сама съехала с шоссе и остановилась на обочине.

Я тут был ни при чем. Я этого не делал. Машина остановилась сама.

Грудь моя вздымалась, словно кузнечные мехи, а руки были холодными как лед. Я хотел что-то сказать, но не мог проронить ни слова.

«Это не ты, — думал я. — Нет, конечно, ты тут ни при чем».

Она улыбнулась, наклонилась ко мне. Я проглотил комок, застрявший в горле, и сумел только проговорить:

— Согласен.

Она продолжала улыбаться.

— Согласен, согласен!

Конечно, это был не я, а кто-то другой. Я только слышал, как этот другой сказал: «Ладно, сделаю».

— И ты не пожалеешь, — сказала она.

— Где? — спросил этот другой. — Когда?

— Там, где мы были, — совсем тихо ответила она. — В лесу.

— Когда? — спросил опять чужой голос.

Она перестала улыбаться и, взяв меня за руку, ответила:

— Через час.

Удар в челюсть. Ноги у меня стали ватными.

Она прижалась ко мне, прильнула к моим губам, уже не отталкивая мои руки, и я понял, что ради нее готов совершить десяток убийств.

— После, — прошептала она мне на ухо. — После.

Она отодвинулась и с минуту молчала, давая мне возможность перевести дыхание. Затем она сказала, тщательно подбирая слова:

— А теперь слушай. Обычно я встречаюсь с ней на шоссе у рекламного щита в трех или четырех милях отсюда. Она влезает в машину, я отдаю ей деньги и везу ее мили две к ее машине. Она уезжает, и мы не видимся до следующего раза. Сегодня я должна встретиться с ней в четыре часа. Осталось пятьдесят минут. — Она замолчала. — Что… — Она снова остановилась. — Что ты предлагаешь?

Я приказал себе думать, но не мог собраться с мыслями.

— Я… Я не знаю.

Она глубоко вздохнула.

— Что ты скажешь насчет такого плана: ты спрячешься на заднем сиденье, а когда она сядет и я поеду, ты… ты что-нибудь сделаешь.

Колесики завертелись.

— Я ничего не смогу сделать. Слишком опасно. — Небо над мостом было ослепительно синим, облака белыми и пушистыми. Я сидел в машине, замышляя убийство. — Я арестую ее, и мы отвезем ее куда-нибудь…

— Туда, где мы были сейчас.

— Пусть так. Мы отвезем ее туда.

Нам обоим трудно было досказать остальное.

— Отлично, милый, — нашлась она. — Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь.

В машине повисла тишина. Снаружи доносились рокот моторов, шуршанье шин. Чирикала поблизости какая-то птица, на этот раз не сойка. По зеленому полю шел человек.

— А как… Каким образом ты… Как ты это сделаешь?

— Может, мне выстрелить в нее, когда она будет брать у тебя деньги?

— Нет, это надо делать бесшумно. — Секунду она молчала. — Своим пистолетом тебе, наверное, нельзя пользоваться?

— Нельзя. Легко определить, из какого пистолета выпущена пуля. И шум от выстрела.

— А нож?

— Нож годится. Но у меня другая мысль.

Какая?

— Я просто сверну ей шею.

Я слышал, как она ахнула. Впервые она проявила свои истинные чувства. И мне сразу стало легче. Да, замышлять убийство куда легче, чем его совершить.

— Если ее найдут, не станут ли искать человека, знакомого с приемами дзюдо или с чем-то вроде этого? — спросила она.

— Может, и станут.

Мы опять замолчали.

— У меня нет ножа, — сказал я.

— У меня есть.

Она открыла свою сумку и достала небольшой нож с черной рукояткой. Я увидел на нем желтый бойскаутский знак.

— Где ты его взяла?

— Несколько месяцев назад в Капитолии побывал отряд бойскаутов. Когда они ушли, я нашла этот нож и сохранила его, сама не знаю для чего.

Я ничего не сказал. Она продолжала:

— Наверное, понимала для чего.

— Нужно что-то придумать и насчет ее машины, — сказал я. Мне явно стало лучше. Теперь это уже была обычная полицейская задача, решить которую мне предстояло, исходя из чуть других условий. — Ты знаешь, где она ее оставляет?

— Прямо на обочине. Возьмем ключи и отвезем ее куда-нибудь.

— Откуда эта женщина?

— Из Алабамы, — не сразу ответила она.

— Придется, когда стемнеет, отвезти ее машину в Алабаму. Ты будешь ехать за мной, я потом пересяду к тебе.