Ада Даллас - [46]

Шрифт
Интервал

— Слушаю!

— Привет, Стив!

Чей это голос? И не успел я подумать, как уже знал ответ. У меня засосало под ложечкой, руки похолодели, минуту я помедлил, желая удостовериться, что у меня не пропал голос.

— Здравствуй, Ада!

Секунд семь-восемь трубка молчала.

— Стив! — Голос ее был напряженным, отчего мне почему-то стало приятно. — Как поживаешь? — Напряженность усиливалась банальностью, и мне стало еще легче.

Она предложила встретиться, я согласился, в ту же секунду сдав те позиции, которые так тщательно отстаивал в течение двух лет.

* * *

Дом был далеко, на Сент-Чарлз-авеню, за Тьюлейнским университетом и колледжем Софи Ньюкомб, но когда я добрался до него, то ошибиться было невозможно: белый, массивный, в колониальном стиле, с дорическими колоннами, с газоном впереди, напоминающий Версаль. Именно такой дом она должна была выбрать, он как раз в традициях столь ненавистного и вместе с тем столь желанного аристократического Нового Орлеана.

Я въехал в ворота, остановился возле двухместной стоянки для машин и позвонил в дверь. Ада сама открыла мне.

— Здравствуй, Стив.

— Здравствуй.

Я посмотрел на нее — портрет, окаймленный дверной рамой: ярко-синяя юбка, узкая в талии, шелковая белая блузка с пышными длинными рукавами, гладкое, белого мрамора лицо, красные губы и серые глаза и гладкая прическа с пробором посередине и узлом на шее.

Она улыбнулась не то грустно, не то просительно и протянула мне руку.

— Спасибо, что пришел.

— Ну, это не так уж трудно, — ответил я.

С минуту она смотрела мне в глаза, а потом отвернулась. Я попытался, сделав последнее над собой усилие, отступить, призвать на помощь горечь, которая с того дня на острове была моим постоянным спутником. Ничего из этого не вышло; я сдался в ту секунду, когда позвонил в дверь, и мы оба это понимали. Я еще не знал, что придет на смену горечи, но она исчезла.

Ада кивнула в сторону машины, стоящей на аллее. Это был тот самый «кадиллак», на котором они ехали на церемонию инаугурации.

Мы направились к нему.

— Можно, я сяду за руль? — спросила она. — Мне что-то хочется править самой.

Мотор стонал, когда мы, выехав на широкую с двусторонним движением Сент-Чарлз-авеню, помчались по мощенным серым камнем улицам, догоняя и перегоняя другие машины. Я смотрел, как убегают назад дома, на желтый туман, нависающий над темной мостовой, но больше всего я смотрел на Аду.

Она сидела за рулем и, казалось, была целиком поглощена этим занятием. Но это только казалось. Я видел, что мысли ее были заняты совсем иным.

«Кадиллак» свернул на Ли Сэркл, мимо бородатого старика на коне, пронесся по узким переулкам центра Нового Орлеана, лавируя в потоке машин, промчался мимо бетонной громады Благотворительного госпиталя, замедлив ход, только чтобы пропустить ревущую машину «скорой помощи», и с Тьюлейн-авеню наконец вырвался на шоссе.

Домов становилось все меньше, город постепенно отступил, и через несколько минут мы уже мчались по берегу Мексиканского залива. Вода была по-зимнему зеленой под желтыми лучами декабрьского солнца. Легкий ветерок чуть рябил ее, вздымая легкую волну, но подальше от берега роились белые барашки. По сравнению с коричневой полосой песчаного пляжа извилистая лента серого шоссе, уходя в бесконечность золотистой дымки легкого тумана, казалась узкой-узкой.

Я посмотрел на Аду. Она по-прежнему напряженно вглядывалась в даль. Лицо ее почти не изменилось, но сосредоточенность за рулем что-то в нем успокоила, самые мрачные мысли сгорели в пламени скорости.

Мы мчались в золотистом мареве уже около часа. Пригороды Нового Орлеана остались далеко позади. Ада то и дело посматривала по сторонам шоссе, и я облегченно вздохнул, заметив, что она сбросила скорость. Вскоре машина свернула на присыпанный гравием проселок, проложенный в бурой траве, перевалила через дюну и остановилась на широкой коричневой равнине, что выходила прямо на зеленый залив.

Мы сидели молча. Всего одно-два слова было сказано за всю дорогу от Нового Орлеана. Молча мы смотрели на мир, открытый до горизонта: на зеленое море, бледно-голубое небо, белые пушистые облака и оранжевый шар солнца, уже катящийся к западу. Я слышал равномерное дыхание набегавшего на песок прибоя и резкие крики чаек, темными жесткокрылыми силуэтами парящих над водой.

— Спасибо, что ты поехал, Стив. — Ада не повернулась, она смотрела сквозь ветровое стекло куда-то вдаль. — Я очень тебе обязана.

— Ну что ты! — Я почувствовал себя неловко.

Она взглянула на меня.

— Тебе лучше знать.

На этот раз я отвел взгляд.

Мы снова замолчали. Мне припомнилась наша последняя встреча — и тогда перед нами был залив, — и наш последний разговор, и все, что произошло с тех пор, как между нами разверзлась пропасть шириной в этот залив. И тем не менее мне казалось, что это произошло совсем недавно, одно биение сердца назад. Будто я шел по длинному коридору и вдруг увидел перед собой отворенную дверь, всего щель, и услышал за дверью собственный голос. Если бы я попытался ее открыть пошире, я бы вошел. Но я не сумел этого сделать.

— У меня никого нет, кроме тебя, — сказала она. — Вот почему я хотела встретиться с тобой.


Рекомендуем почитать
Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.


Рок-н-ролл мертв

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слова и жесты

История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.


Серебряный меридиан

Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.


Маски духа

Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.


По любви

Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.