Ад всегда сегодня - [57]

Девушка пошатнулась и съежилась, казалось, она стала даже меньше ростом. Мгновение он был уверен, что она потеряет сознание, а он не сможет ее подхватить, и у него не осталось даже сил, чтобы крикнуть и позвать на помощь.

Она отвернулась и на ватных ногах вышла из палаты. Дойл тяжело опустил налитые свинцом веки. Сейчас он должен был чувствовать себя символом бескорыстия и благородства, но не мог. Ему было страшно и одиноко, боль переползла во все клеточки его искалеченного тела. Он хотел только одного — умереть.

Дженни заплакала только в коридоре. Ничего не видя, она переставляла негнущиеся ноги прямо по середине ковровой дорожки, не вытирая безнадежных слез. Миллер, ничего не понимая, догнал ее, обнял за плечи, обернул к себе и прижал к стене.

— Что там произошло?

— Он высказал все, что думает обо мне, — просто ответила девушка. — Только и всего, — горько добавила она. — Можно, я пойду?

— Удивительно, какими дураками порой бывают умные люди, — беззаботно улыбнулся Миллер. — Заставь поработать свою очаровательную головку, Дженни. Когда он вышел из твоего дома, на нем были сухие ботинки, как раз впору, непромокаемый плащ и деньги в кармане. Твои деньги. Кстати, зачем он позвонил тебе?

— Чтобы сказать, что возвращается в больницу и в тюрьму.

— А почему он опять был босиком? Без плаща? Чего ради он выбросил всю одежду, которую дала ему ты? Почему сломя голову несся под проливным дождем, когда догадался, что тебе грозит опасность?

В ее глазах мелькнула тень надежды, но она еще не до конца поверила в нее.

— Сейчас он вел себя подло. Лучше бы он ударил меня.

— Он добился именно того, чего хотел. Неужели ты не поняла? — ласково спросил сержант. — Все то, что он наговорил тебе минуту назад, — самое сильное доказательство, кто ты для него и как нужна ему. — Он мягко и властно подхватил девушку под руку. — Давай вернемся. Сейчас сама разберешься, что к чему. Спрячься за ширмой и сиди тихо, как мышка.

Бомбардир слышал, как скрипнула дверь. Только без Дженни весь мир стал для него огромной чашей, до краев налитой одиночеством, которую никогда не хватит сил опрокинуть и никогда не удастся, морщась от отвращения, выпить до дна. Теперь пусть входят и убираются, кто угодно. Ему все равно. Он открыл глаза и увидел перед собой довольное лицо Миллера.

— Чего тебе еще, легавый?

— Поздравляю, отличная работа! — хохотнул сержант. — Я имею в виду, как ты отвязался от этой шлюшки. Потаскушка получила поделом.

Дойл рванулся на своем ложе ортопедических пыток так, что угрожающе закачался тяжелый груз. Две склянки с порошками просвистели совсем рядом с ухом Миллера и с яростным звоном разбились об стену.

— Ты, вонючая мразь! Ты смеешь своим поганым ртом… Ты недостоин дышать одним воздухом с ней! Будь я только на ногах! Но мы еще встретимся лет через пять! Землю буду грызть, но найду тебя, тварь!

— Ты-то сам хорош! — невозмутимо усмехнулся Миллер.

— Вся разница между нами в том, что я-то понимаю, что я подлец. А теперь убирайся.

Дойл закрыл глаза, а Миллер победно улыбнулся и, прихрамывая, вышел. Щелкнул замок в дверях, шаги становились все дальше, и на Дойла свалилась тишина, огромная и безрадостная.

Ему почудилось, что где-то рядом прошелестел тихий ветерок, который принес знакомый запах духов и счастья. Он приоткрыл глаза и утонул в прощающем взгляде Дженни, склонившейся над ним.

— Ох, Бомбардир, — прошептала она, — что мне с тобой делать?

Миллер присел в ногах кровати Маллори, который по своему положению и занимаемой должности получил отдельную палату, и приготовился отчитываться. Стоило поспешить, с минуты на минуту ждали супругу инспектора, а в углу палаты уже благоухали цветы от нее.

— Так ты оставил парочку наедине? — сурово осведомился Маллори.

— Так точно! — с готовностью отрапортовал сержант. — Он не собирается бежать.

— А что с его ногой? Плохи дела?

— Если верить консилиуму специалистов, то ничего хорошего. Хромать ему до конца своих дней. И то счастье, могло быть хуже.

— Во всяком случае, его профессиональная деятельность на высоте отпадает. — Маллори, казалось, сменил гнев на милость.

— С этой точки зрения, судьба наконец-то позволила ему вытянуть выигрышный билет, — хмыкнул Миллер.

Маллори с сомнением присвистнул.

— Сомневаюсь! Воровка никогда не станет прачкой. Черного кобеля не отмоешь добела. Слыхал? А Дойл — великий ворюга. На голову выше прочих. Он, можно сказать, талант, изобретательный и не из робкого десятка. Если хорошенько подумать, поймешь, что он не совершил ничего сверхъестественного, принимая во внимание его прошлое. Ты еще попомнишь мои слова, он придумает еще что-то мерзкое!

И он был скорее всего прав. Только Миллеру не с руки было сдаваться без боя.

— Но, с другой стороны, если бы не он, Дженни Краудер значилась бы под номером пять среди жертв в списке Фокнера, а мы так и топтались бы вокруг да около. Также следует признать, что без его помощи мы… гм… лично с вами… гм-м-м… оказались бы в достаточно… гм… опасной ситуации…

— Именно так и посмотрит на это наша доблестная пресса и справедливое общественное мнение, — горестно признал Маллори. — Не перетрудись, вбивая мне в голову всю эту кипу банальностей. А кстати, может, тебе будет интересно услышать, — он хитро прищурился, — что я недавно отправил рапорт в Лондон, в котором ходатайствую о применении к Дойлу всевозможного и всяческого снисхождения.