Ад в тихой обители - [5]

— Да, сэр, — кивнул дворецкий и помчался по дорожке, дабы немедленно сопроводить хозяина в последний скорбный путь к мастерам похоронных дел и кладбищу.

Пауэрскорт напряженно застыл на палубе, следя за тем, как чернота вокруг бледнеет и светлеет и зона видимости все растет: от полусотни ярдов до двухсот, до полумили… Тоненькой полоской впереди очертился берег. Через бинокль уже маячил высокий шпиль где-то в центральной части Портсмута. Обозначились контуры портовых зданий военно-морского ведомства и силуэты грандиозной верфи со множеством строительных, судоремонтных цехов, учебных баз — зримая сердцевина мощнейшего на свете Британского королевского флота. Сердце Пауэрскорта забилось. Все дни разлуки в его памяти звучали слова леди Люси, сказанные вечером накануне прощания в их доме на Маркем-сквер и наутро повторенные у поезда, увозившего его в дальнюю даль: «Скорее возвращайся, Фрэнсис! Прошу тебя, скорее возвращайся!» Желанный миг был совсем близко.

Первым, по его утверждению, увидел отца Томас. С чисто мужской сосредоточенностью глядя в материнский бинокль, сын упорно старался различить знакомую фигуру на палубе спешившего к причалу «Неустрашимого».

— Вон он! — раздался его крик. — Это папа! С биноклем, на передней палубе! — И, что есть мочи замахав руками, Томас звонким высоким голосом закричал: — Папа! Папа!

Другие встречающие заулыбались, тронутые столь бурным проявлением мальчишеских чувств. Все семейство Пауэрскорта махало навстречу кораблю, Оливия даже привстала на цыпочки, чтобы папочке лучше было ее видно.

Пауэрскорт увидел их. Опустив бинокль, он поднял руку, приветствуя своих дорогих. Тем временем Джонни Фицджеральд, притащив откуда-то военно-морской флаг, размахивал им высоко над головой, словно победным знаменем. Ком стоял в горле Пауэрскорта. Эти трое, махавшие ему в неистовом восторге, — они, а не могучие крейсера и эсминцы, не расстилавшийся вокруг Портсмута мирный сельский английский ландшафт, — вот эти трое были его домом, его пристанью.

По трапу он сошел под звон церковных колоколов, бивших восемь. Он обнял радостно вскрикнувшую леди Люси, схватил на руки и расцеловал Томаса, поднял и, распахнув плащ, крепко-крепко прижал к груди хрупкую маленькую Оливию.

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт вернулся.

2

У соборного канцлера Джона Юстаса было два брата и сестра. Старший брат Эдвард, служивший со своим полком в Индии, умер. Брат-близнец Джеймс жил в Нью-Йорке и страстно, хотя и безуспешно, играл на бирже. Таким образом, старшая сестра Джона, Августа Фредерика Кокборн, первой получила известие о смерти брата и первой выехала оплакать у гроба его кончину.

Судьба не слишком благосклонно отнеслась к Августе Кокборн, урожденной Юстас. На свет она явилась с дарами, о которых девушка может лишь мечтать. Богатая, очень богатая, она при этом была весьма энергична. Внешне же ее отличали высокий рост, стройная худощавость, тонкий длинный нос, крупные, торчащие уши и пара ясных карих глаз. Правда, глаза, одно из лучших ее украшений, с годами стали подозрительными, даже злыми. Замужество в девятнадцать лет (поступок, как она ныне сообщала друзьям, в значительной степени обусловленный желанием сбежать от матери) поначалу казалось великолепным. Красавец Джордж Кокборн излучал очарование, делавшее его желанным гостем за любым столом и душой общества на любой вечеринке. И когда он повел Августу к алтарю Сент-Джеймской церкви на Пикадилли, все полагали, что деньги у него немалые. Деньги его действительно исчислялись изрядной суммой, вот только, как заметил однажды его шурин, «в несколько отрицательном значении». Связавшись с ловкачами на задворках Сити и неизменно терпя неудачу в своих махинациях, он по уши увяз в долгах. Кроме того, он начал гоняться за женщинами, а также крупно проигрывать в карты. Через десять лет брака бедная Августа уже имела четверых детей, до боли походивших на отца. Спустя пятнадцать лет после замужества у нее остались лишь дети да сам Джордж Кокборн, редко являвшийся домой, причем, как правило, пьяным, обычно забегавший украсть какую-нибудь вещь, годную для заклада или ставки в азартной игре. Необычайно щедрое приданое, отписанное Августе отцом ко дню венчания, практически испарилось.

Как правило, с годами семейства растут, растет и их благосостояние, и соответственно меняется жилье. Августе выпало пройти подобный путь в обратном направлении: из аристократичного Мэйфера переехать в достаточно престижный Челси, из Челси в скромно благопристойный Ноттинг-Хилл, оттуда на окраину, которую она предпочитала благородно именовать Западным Кенсингтоном, но всем, и прежде всего почтальонам, известную просто как пригородный Хаммерсмит.

Августа не смогла смиренно принять печальные перемены. Характер у нее вконец испортился. Только привязанность к племянникам и племянницам побуждала Джона Юстаса материально поддерживать ее семейство. Так что, узнав о смерти брата, Августа решила немедленно, не беря с собой детей, нанести траурный визит в дом Ферфилд-парка. Истинная причина такой срочности заключалась в желании разведать насчет оставленного братом наследства и по возможности прибрать деньги к рукам. Капитал этот мог восстановить ее порушенное мужем положение.