Ад - [40]

Шрифт
Интервал

Теперь он расширил круг прошлого. Создаётся впечатление, что он сделал это тяжёлым и мощным усилием, словно он расширял круг ада и мольбы.

«Путешествия: все эти места, которые покидают! Всё это бесполезно. Путешествия не возвышают; чего бы ради возвыситься, шагая? К тому же, есть ли время снять тяжесть со своей души, чтобы воистину увидеть то, рядом с чем проводишь время? И даже тогда… Путешественники узнают лишь одно место поверхности в настоящий момент; в прошлое не путешествуют. Всё было. Я думал этой ночью, в то время как меня часто посещало воспоминание о прибрежных отвесных скалах, о песчаных равнинах и уэльских лесах, о рыцарях Круглого Стола. Король Артур; его товарищи… Мне показалось, что я был недалеко от них и что я приближался. Я видел только одного из них, в странном шлеме; его глаз изумрудного цвета посмотрел на меня и привёл меня в оцепенение. Других, призраков, заволокла дымка. Круглый каменный стол находится на осенней поляне (серый цвет тумана смешивается с рыжеватой пеленой леса). Стол круглый для того, чтобы, когда они находятся стоя вокруг, не проявлялось бы старшинство никого из них. Это как гигантский точильный камень. Он очень белый. Совершенно не имеющий углов. Он недавно был обтёсан, он новый.

…Тысяча лет!.. Две тысячи, три тысячи лет, и побережье Трои…

«Вы помните, Анна, эту золотую линию на просторе, которую мы пересекли?

«Греческий герой шагает по песку, слегка окрашенному утренней зарёй в красновато-коричневый цвет с золотистым отливом. Я вижу большой, очень правильный и твёрдо поставленный след, который он прокладывает на песке. На краю каждого из этих следов, после его прохода, немного золотого песка осыпается. Море замирает подле него. Я вижу отпечаток — тонкая покрытая пеной кромка — который последняя волна только что оставила на мокром песке, более тёмном, чем тот, где он шагает. Галька скрипнула под бронзой обуви и покатилась. Я слышу звук его шагов. Подумайте об этом, Анна: его шаги, звук его шагов, подавленный столько тысяч лет. Подумайте о взмахе крыла, необходимом, чтобы приблизиться к этому; эти шаги, от которых, днём позже, не оставалось никакого следа и которые, однако, существуют. Где они, где они? Они в нас, потому что мы их видим. Время не есть время; пространство не есть пространство.»

Тишина распростёрлась над этой замечательной фразой, над этой тайной ясности ума. Женщина не почувствовала себя способной прервать эту тишину, где парила истина, которую она, вероятно, не постигала.

«Его меч задел скалу, и слышно вибрирующее звучание лезвия в ножнах. Его сильная рука, чтобы вскарабкаться по крутому откосу, ухватилась за молодой сосновый ствол, с которого несколько сухих игл упали на место начала подъёма. Кто это бежит в сосновом лесу, рядом? Животное, собака; собака этого человека. Она приносит в своей пасти какую-то вещь: кожаный пояс, твёрдый и заскорузлый от соли и ветра, троянский пояс, оставшийся, уже наполовину истлевшим, от резни, которую сотни и сотни лет воспевал Гомер.

«Воин прибыл на высокий мыс. Его голова в напряжённом положении, его взгляд направлен на море. Нос прямой и тонкий; линия лба отчётливо ниспадает из железного шлема; надбровная дуга необычно выдвинута вперёд; ресницы взмахивают над сверкающим глазом; но я особенно внимательно рассматриваю его руку, наполовину сомкнутую, с короткими ногтями, тыльная часть ладони и пальцы загорелого оттенка, отливающего красным, будто высеченные из кирпича, ногти округлые, утолщённые, испещрённые мелкой галькой.

«Он видит побережье. Матросы заняты тем, что спускают на воду подводные части корпусов бесчисленных судов. Их тащат и скоро будут их толкать до выхода в открытое море, чтобы они не были изрублены прибрежными рифами. Греческий флот отправится этим вечером, потому что плыть судам можно только под звёздами, и флот плывёт, пока утро не забрезжит на синеве моря.»

После этого солнечного созерцания мужчина опустил свою утомлённую голову.

«У меня видение водного пространства. Я вижу вблизи эту воду, эти волны, которые, в абсолютной тишине, плещутся, серые и серебристые, при странном свете. Почему эта бесконечная тишина? Они на другой планете, удалённой на я не знаю, сколько сотен веков.»

*

Я смотрю, о чём он говорит, и я смотрю именно на него: зрелище, которое не существует, и человек, которого во мраке почти больше нет. Воскрешение в памяти, воскрешающий в памяти… Я размышляю об этой невыразимой разнице величия, имеющейся между тем, кто думает, и тем, что он думает. Его облик является незначительным оспариваемым пятном, неприметным, в начале развития стран и эпох.

И торопятся, громоздятся другие воспоминания, и ещё другие. Чувствуется, что он осаждён миром; служит мишенью слишком многим воспоминаниям: тем, которые он пробормотал, и тем, которые он не высказал за полным неимением свободного времени или возможности это сделать. Он не может избавиться от этого яркого величия, существующего в нём.

Он откинул голову назад; вероятно, он закрыл глаза… Что же касается его воспоминаний, то я их считаю и я их измеряю по страдальческому выражению, которое принимает его лицо, позволяющее себя разглядывать таким образом.


Еще от автора Анри Барбюс
Нежность

Поэтическая история в письмах «Нежность» — напоминает, что высшей ценностью любого общества остается любовь, и никакие прагматические, меркантильные настроения не способны занять ее место. Возвышенное живет в каждом сердце, только надо это увидеть…


Сталин

Книга «Сталин» — последнее большое произведение Анри Барбюса.Этой книгой Анри Барбюс закончил свой славный жизненный путь — путь крупнейшего писателя, пламенного публициста, достойного сына французского народа, непримиримого борца против империалистической войны и фашизма. Эта книга — первая попытка большого талантливого европейского писателя дать образ вождя пролетариата и трудящихся масс, гениального продолжателя Ленина, дать образ Сталина.


Огонь

Роман «Огонь» известного французского писателя, журналиста и общественного деятеля Анри Барбюса рассказывает о разрушительной силе войны, в частности Первой мировой, о революционизации сознания масс.«Огонь» выходит за рамки скромного повествования о буднях солдат. Роман перерастает в эпическую поэму о войне, о катастрофе, принимающей поистине космические размеры.


Ясность

В романе «Ясность» показана судьба обыкновенного конторского служащего Симона Полена. Уныло и однообразно тянется день за днем его жизнь. В один и тот же час он приходит на службу, садится за конторку и раскрывает книгу реестров. Симона мало заботят происходящие вокруг события, его мысли устремлены к одной цели — «выбиться в люди». Но неожиданно жизнь Симона и многих молодых людей его поколения в корне меняется — разразилась первая мировая война.


Французская новелла XX века. 1900–1939

В книге собраны рассказы и прозаические миниатюра французских писателей первой половины XX века. Значительная часть вошедших в книгу произведений в русском переводе публикуется впервые.


Огонь. Ясность. Правдивые повести

Творчество Барбюса овеяно знаменем революционной борьбы. Классическое творение Барбюса — провидческая книга об огне войны, о пламени революции. За "Огнем" последовала "Ясность", роман, который может быть понят только в свете Октября и открытых им горизонтов. "Правдивые повести" — книга о тяжких испытаниях, выпадающих на долю борцов за свободу, произведение, исполненное непоколебимой веры в победу правого дела.Книги эти составляют своеобразную трилогию о войне и революции, ее великих победах, грозных уроках и светлых перспективах.Перевод с французского В. Парнаха, Н. Яковлевой, Н. Жарковой, Н. Немчиновой и др.Вступительная статья Ф. Наркирьера.Примечания А. Наркевича.Иллюстрации А.


Рекомендуем почитать
Канареечное счастье

Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.


Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.


MMMCDXLVIII год

Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.


Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.


Дело об одном рядовом

Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.


Захар-Калита

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.